Мудрость состоит в том, чтобы упорно не делать того, чего не хочется. И при этом изящно уклоняться от неприятностей.
Изречения Питера Джойса
Прескверное настало пробуждение. Из райской кущи снов — в раскаленное горнило действительности.
Американские северные леса лишены подлеска, ветви начинаются высоко от земли, поэтому в утренней сизой дымке видно далеко, что делается в лесу. Я очнулся от какого-то странного бреда, прислушался, как гудят лягухи на болоте, как жалуется козодой, и вижу: меж стволами буков, хемлока, сосен, можжевельника вскачь несутся олени. Их много, бегут они панически, высоко подпрыгивая… Что-то не понравилось мне это бегство. Голова Алисы лежала у меня на плече, ее руки обвивали мою шею. Я осторожно освободился, и она не проснулась. Взял ружье, подсыпал на полку пороха. Бегство, прыжки и треск продолжались; пожалуй, минуты за две промчалось все стадо, голов сто, и настала подозрительная тишина. Похоже, их кто-то гнал. Кто же?
Оглядываясь, заметил я это чудовище. Оно двигалось большими прыжками: прыгнет, пригнется к земле и замрет, так что я мог рассмотреть его в полное свое удовольствие. Цвету оно было зеленовато-серого, с оранжевыми и бурыми подпалинами по всему телу, и во всем облике — никакого обаяния. Голова тигра, морда заостренная, как у кошки, да еще представительные бакенбарды и стоячие уши. Красотка эта явно охотилась за оленями, но увидела нас, и планы ее изменились: очевидно, мы показались ей повкуснее. Повернулась — и шасть в нашу сторону! Прыгнула, приникла к земле и ползет, и уши наставила самым наглым образом, а глаза — два круглых желтых огня!
Я потянулся за головешкой — что ты скажешь: сучья в костре выгорели дотла, и взять в руку нечего! Эта тварь все подползает, на ушах кисточки от жадности трясутся, и глаза — пустые, желтые — уставила прямо на меня, точно прикидывает, сколько из меня выйдет жаркого. Дал я из ружья прямо между этих дьявольских глаз. Предсмертный прыжок она сделала великолепный, ее визг и гром ружья слились в одно — и вот она уже бьется на земле в судорогах, роет лапами землю. Бедная моя Алиса вскочила, вскрикнула, в ужасе схватилась за меня.
— Ничего, — говорю, — это просто большая кошка, рысью называется.
Кошечка была длиной в добрый ярд, а вид ее когтей и медведя заставил бы сконфузиться, так что я немало гордился. Вознамерился было содрать с нее шкуру, но Алиса отчаянно этому воспротивилась: уйдем да уйдем отсюда, здесь страшно. Мы быстро собрались в путь и пошли. Однако ушли недалеко.