– Ну наконец-то, хоть кто-то посетил нас. Люди! Видите, нет смысла уходить. Нас не забыли, купцы снова станут возить янтарь, и мы отстроимся. Божидар откроет новую харчевню, не ту, в которой, и продохнуть от дыма нельзя было, – народ захихикал, вспоминая годы мирной жизни,– а побольше, посветлее. Марыська станет печь блины, а Стась, как его отец, приносить свежую рыбу. Верьте, люди, не может быть всё время худо.
Местный кузнец, чудом уцелевший после резни, устроенной Байдаром призывал освенцичан не покидать насиженных мест. Наш караван оказался первым посетивший городок с момента разорения. Горожане обступили нас, жадно вопрошая об известиях.
– Под Легницей была битва. Город устоял, но князя Генриха убили. – Рассказывал я Бронеславу.
– Вот беда-то. А моравцы, они ж помочь обещали.
– Многие обещали, да мало кто пришёл. Конрад Мазовецкий, например, в Кракове княжить сел. Под Легницей его не было.
– А в Сандомире были? Дочка у меня там, Добромила, – с надеждой в голосе, – может, встречали? За Данилой-бронником замужем. Доспехи он знатные куёт, его все знают, только на одном месте усидеться никак не может. Шесть годов, как вестей нет.
– Не встречал. Мы город стороной обошли. А Данилу-бронника я знаю, и жена у него Добромила и сын Пётр. Только в Смоленске они живут.
– Родинка у неё на правой щеке, вот здесь. – Кузнец показал пальцем на своём лице.
– За дочку твою сказать ничего не могу, а про Данилу …, зубы у него передние, как у зайца, длинные и шепелявит немного.
– Он! – Бронеслав всплеснул руками. – Точно он. Данила пояс постоянно трогает, словно кошель там висит. По молодости, мошну у него на ярмарке срезали, с тех пор привычка осталась.
Я вспомнил, как при первой нашей встрече, когда лечил Петра, кузнец действительно хлопал себя по поясу. Об этом ли человеке шла речь, сказать было трудно, но оставить надежду… Бронеславу шёл шестой десятк, но какой родитель не вспоминает с любовью своих детей?
– Летом в Смоленске буду, может, передать что?
Кузнец пригладил опалённую с левой стороны бороду, задумался. Пожелтевшие глаза заполнились влагой.
– Расскажи лучше, как там мой внук, Пётр.
– Подожди, я тебе кое-что покажу. Трюггви! Подойди сюда, дело есть.
Прервав ухаживание молоденькой девушки, строившей ему глазки, к нам подошёл датчанин.
– Эту кольчугу, что на Трюггви, твой внук и ковал. Но, это для него так, мелочи. Шеломы он делает – загляденье. Великий князь Ярослав Всеволдович шишак его работы носит.
Бронеслав потрогал пальцами кольца клёпаного кольчужного полотна и присвистнул.