Дело военных закончилось расстрельным залпом, и его эхо разнеслось далеко за пределы Советского Союза. За происходившим внимательно следили противники, которым через два года, в 1939–м, предстояло стать друзьями, а еще через два, в 1941–м, — заклятыми врагами. Колоритные воспоминания оставил гитлеровский министр пропаганды Й. Геббельс. Два дня спустя после казни Тухачевского и других военачальников, 15 июня 1937 года, он зафиксировал в дневнике:
«Кровавые приговоры в Москве ужасают. Там уже ничего не разберешь. Там все больны. Это единственное объяснение происходящего там. Огромное потрясение во всем мире»2.
На следующий день:
«Бойня в Москве вызывает большое потрясение во всем мире.
Говорят об очень серьезном кризисе большевизма… Россия терпелива »3.
Днем позже:
«Пляски смерти в Москве возбуждают отвращение и негодование.
Опубликованный список расстрелянных за короткое время показывает всю глубину болезни»4.
Внутри страны карательная работа велась в заданном Сталиным направлении. 21 июня 1937 года был издан совместный приказ НКО и НКВД «Об освобождении от ответственности военнослужащих участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем ими совершенном и своих сообщниках»5. Этот приказ был доведен до сведения личного состава армии и флота. Он закономерно усилил поток доносов, способствуя деморализации военнослужащих.
Военные при службе в частях и перемещениях из округа в округ, из соединения в соединение всегда получали аттестации.
Они подписывались старшими военачальниками.
И как только подписавшего такой документ командира арестовывал НКВД, положительная оценка, данная подчиненному, становилась уликой и даже приговором для последнего.
Третий Рейх ждал подробностей о процессе военных.
Военный атташе Германии в Москве Э. Кестринг 21 июня 1937 года докладывал в Берлин:
«Секретно. О закулисной сути процесса Тухачевского и других пока что ничего достоверного сказать не могу. Мне нужно некоторое время, чтобы узнать подробности. Если это вообще возможно, т. к. изоляция иностранцев, — в особенности, естественно, немцев, — теперь абсолютна. Невозможен никакой разговор с кем–либо из русских. С каждым днем возводимая вокруг Советского Союза китайская стена становится все мощнее и выше. Таким образом, об истинных причинах процесса пока сказать ничего нельзя. Мои впечатления таковы:
а) В шпионаж расстрелянных не верят ни иностранцы, ни широкие массы местного населения.
б) 8 осужденных были лицами, имевшими доверие. Возможно, они пытались контактировать с Германией, не из любви к нам, а потому, что понимали, какая опасность… в случае военного развития может им угрожать с нашей стороны»6.