– Я отправляюсь на разведку. Мы не можем выйти с этой стороны каньона, но, возможно, где-нибудь дальше есть выход.
– А чем заняться мне?
– Собирай сучья, листья, в общем – все, что может гореть. Набери, сколько сможешь, и сложи все в одну кучу.
Ченс отправился в ту сторону, откуда только что вернулась Санни, а она пошла в противоположном направлении. В этом конце каньона кустарник рос гуще, и можно было насобирать побольше сучьев для костра. Она старалась не думать о том, что дров в любом случае будет мало, или о том, что они могут застрять здесь на неопределенно долгое время. Санни отлично понимала: если им не удастся выйти из каньона, они в конце концов израсходуют свой скудный запас пищи и погибнут.
Ченсу чертовски не хотелось продолжать этот обман, и он шел вдоль высокой каменной стены каньона с хмурым видом. Одно дело виртуозно, без зазрения совести лгать террористам, преступникам и высоким чинам, но обманывать Санни становилось все труднее. Ченс упорно пытался подавить и спрятать на самое потаенное дно честность, искренность и другие черты своей личности, которые приоткрывал только в кругу семьи. Но Санни поразительно легко проникла в его душу. Она оказалась вовсе не такой, какой Ченс ожидал ее увидеть, и теперь он все больше склонялся к мысли, что девушка просто не может работать на своего отца. В ней ощущалась какая-то глубокая порядочность … самоотверженность, готовность помочь. Человек, занимающийся терроризмом, никак не мог обладать подобными чертами. По мнению Ченса, на ужасные преступления способны лишь люди аморальные и безумные. А Санни не такая.
Случай со змеей поразил его больше, чем он позволил ей увидеть. Ченса потрясла не сама змея – он был в ботиках, и, судя по тому, что не услышал характерного гремящего звука, ползучая тварь не была ядовитой. Его ошеломила реакция Санни. До конца жизни он не забудет ее взгляд, когда она, смертельно побледнев и полностью сосредоточившись, бросилась вперед, словно карающий ангел. По собственному признанию, Санни ужасно боялась змей, но все же, не колеблясь ни секунды, кинулась ему на помощь. Сколько же ей понадобилось смелости, чтобы схватить змею голыми руками?
А потом она стала лихорадочно ощупывать его, пытаясь обнаружить место укуса. Если исключить редкие моменты, например, когда он занимался сексом, Ченс с трудом выносил чужие прикосновения. Он принял то, что в его семье любовь и нежную привязанность выражают лаской, и мама с Марис никогда не перестанут обнимать и целовать его. Ченс также обожал возиться со всеми своими племянниками и любимой племянницей, но семья была единственным исключением. До сих пор. До того момента, как он встретил Санни. И, когда она в панике заскользила руками по его телу, чтобы выяснить, не пострадал ли он, Ченсу вовсе не хотелось отстраниться. Более того, на короткое мгновение он позволил себе испытать роскошь подлинного наслаждения – почувствовать прикосновение ее рук к своим ногам, к груди. Но даже это не шло ни в какое сравнение с тем, как сильно ему нравилось спать рядом Санни, всю ночь ощущая телом ее сладостные формы. Рука сама сжалась в кулак, когда Ченс вспомнил, как дотрагивался до груди Санни. Он словно вновь ощутил под своей ладонью ее упругую округлость, такую мягкую и трепетную. Он жаждал дотронуться до ее обнаженной кожи, испробовать ее на вкус, раздеть Санни донага, накрыть своим телом, и долго и неторопливо любить ее прямо среди бела дня, чтобы увидеть, как дымка наслаждения затуманит широко распахнутые серые глаза.