— Но это же больно!
— Да уж не щекотно, — я зажал пулю рукоятью ножа, упер в ствольную коробку «хеклера».
— Подожди!
Кира присела рядом со мной на корточки, заглянула в глаза и сказала весьма решительно:
— Это все не нужно. Я сейчас, подожди немного, только соберусь.
Она закрыла глаза.
— У тебя четыре укуса, да?
Не сразу, но я все-таки сообразил, что меня опять собрались лечить пси. Вот уж не знаю, что лучше. Может, все-таки порохом попробовать? Верный способ.
— Кира, я…
— На шее, на плече и два на руке? Не шевелись.
Все доктора одинаковы, что с клистиром и градусником, что, как теперь выясняется, с пси-резервом. Командуют тобой, будто перед ними не живой человек, а кусок мяса какой-то, который надо правильно разделать. Вот и у Киры тот же тон прорезался.
На шее, на плече защипало почти одновременно. Мгновение спустя заныла рука. Кожа начала зудеть, потом нагреваться, потом заболела нестерпимо, будто я и вправду высыпал на места укусов по щепотке пороха.
Завоняло паленым. На этот раз — от моей собственной шкуры.
Зуд чуть унялся, зато сильно заболели ожоги. Я скрипнул зубами.
— Сейчас-сейчас… — сказала Кира.
Чпок! Лопнул и растекся по плечу первый вжиковый зародыш. Тут же вскрылся нарыв на шее и оба на руке. Жжение стало нестерпимым.
— Потерпи еще чуть-чуть.
Я терпел. Ради нее в основном, чтобы не сбить с настроя, не пошатнуть концентрацию пси-медиума. А то ведь подумает, что несчастному Андрею жуть как больно и что эту боль причиняет сама Кира… Может случиться всякое. Перепутает еще личинки с чем-нибудь другим.
Жжение стало спадать, места укусов больше не дергало в такт ударам сердца, будто под кожу мне всадили четыре крючка и тянут за все разом. Ожоги на руке прямо на моих глазах стали спадать, на месте опаленной кожи росла новая, розовая и чистая, как у младенца.
В висках закололо.
Ну, вот и она, лихорадка: яд вжиков успел попасть в кровь. Хорошо, успели избавиться от зародышей. Теперь можно и поболеть. Главное, не свалиться в обморок перед Кирой, подумает же, что довела своим лечением до полного аута.
Стремительно темнело в глазах. Я судорожно вздохнул несколько раз, помотал головой. Чуть прояснилось, но не до конца.
Кира с удовлетворением кивнула — наверное, чувствовала, как зарастают раны. Я и сам уже не ощущал боли от ожогов. Впрочем, я вообще ничего не ощущал. Постепенно, по одному, выключались чувства. Сначала пропал слух, потом онемела кожа.
Потом я перестал различать цвета и почти ослеп. Меня затрясло.
Проклятая лихорадка! Знакомые симптомы, но как раз сейчас она очень некстати.