— Мария, — проговорила она (с нею была Мария, а также Дикки и Эвелин: наверное, они явились в спальню всей компанией, чтобы вернуть на место похабную книжонку), — Мария, позови миссис Хупер. Я хочу, чтобы сюда принесли вещи Нэнси: она уходит. А также платье для Блейк. Они обе отправляются назад, в канаву, где я их подобрала. — Произнесено это было холодным тоном, но когда Диана шагнула ко мне, в ее голосе прорезались злые ноты. — Шлюха! Тварь! Поблядушка, сучка, подзаборная девка!
Этими же словами она уже тысячу раз выражала похоть или страсть, теперь же, произнесенные из ненависти, они, как ни странно, почти меня не задевали.
Зену, однако, начало колотить. Дилдо закачался, и Диана, заметив это, взревела:
— А ну снимай!
Зена закопалась в ремнях, дрожащие пальцы не могли совладать с пряжками, и я пришла ей на помощь. Пока мы трудились, Диана честила Зену и недоумком, и уличной девкой, и онанисткой. Дамы в дверях глазели и посмеивались. Одна (как будто Эвелин) кивком указала на сундук:
— Отходи ее ремнем, Диана!
Диана криво усмехнулась.
— Ремнем ей достанется в исправительном заведении, когда она туда вернется.
Зена рухнула на колени и зарыдала. Диана, фыркнув, убрала ногу, чтобы слезы не намочили сандалию. Тут вмешалась Дикки (галстук у нее был ослаблен, поблекшая сирень на лацкане сплющена):
— А нельзя ли еще посмотреть, как они трахаются? Диана, скажи, пусть доставят нам удовольствие!
Но Диана мотнула головой; обращенный на меня взгляд был холодным и неживым, как потушенный фонарь.
— Больше они в моем доме трахаться не будут. Пусть трахаются на улице, как собаки.
Другая дама, вдрызг пьяная, заметила, что, по крайней мере, будет интересно понаблюдать за нами из окна. Но я не спускала глаз с Дианы; впервые за этот ужасный вечер мне в душу закрался страх.
Вернулась Мария с миссис Хупер. У миссис Хупер блестели глаза. С ней был мой старый непромокаемый мешок, который я принесла от миссис Милн и закинула в дальний угол чулана, и порыжевшее черное платье с парой ботинок на толстом каблуке. Под взглядами дам Диана кинула платье и ботинки Зене, потом с брезгливой гримасой сунула руку в мешок, извлекла оттуда смятое платье и пару туфель и кинула мне. Платье было из тех, что я носила в прошлой жизни и числила нарядным. На ощупь оно оказалось холодным и чуть липким, на швах собралась пыль.
Зена тут же натянула на себя жуткое черное платье и ботинки. Я, держа свое одеяние в руках, глядела на Диану и нервно сглатывала.
— Я это не ношу.
— Теперь наденешь, — бросила та, — если не хочешь, чтобы тебя выкинули на Фелисити-Плейс в чем мать родила.