Было уже половина четвертого, и, вернувшись в кухню, чтобы отмыть грязные руки, я увидела, что в доме стало совсем темно. Я сняла передник, зажгла лампу; несколько минут ушло на то, чтобы осмотреть преобразившиеся помещения. Как они обрадуются — думала я по-детски. Как обрадуются… На душе у меня, однако, не было так весело, как шесть часов назад. Как мерк за окном день, так меркло во мне блаженство, когда я задумывалась о том, что пора отправляться на поиски собственной крыши над головой. Я взяла список, который оставила для меня Флоренс. Почерк был очень аккуратный, но на листе, где лежала усталая рука Флоренс, отпечатался испачканный чернилами палец.
Невыносимо было даже думать про предстоящий обход приютов, про комнату вроде той, где ночевали мы с Зеной. Еще часок в запасе имеется, решила я и вернулась к мыслям о том, как счастливы будут Ральф и Флоренс, когда придут домой и застанут чистоту и порядок. Еще больше воодушевила меня идея, что они будут счастливы вдвойне, если по возвращении обнаружат на плите горячий ужин. Запас еды в буфете вроде бы был невелик, но у меня имелись подаренные полкроны… Следовало, конечно, приберечь их на собственные нужды, но это меня не остановило. Я взяла монету оттуда, куда ее положила Флоренс (раньше я прикоснулась к ней лишь однажды, когда протирала это место тряпкой), и поковыляла по Куилтер-стрит к палаткам и тележкам на Хэкни-роуд.
Вернулась я через полчаса. С собой я несла хлеб, мясо и овощи, а кроме того — ананас (уж очень красиво он выглядел в тележке фруктовщика). Полтора года я питалась исключительно отбивными котлетами и рагу из дичи, patés[13] и засахаренными фруктами, но мне было известно одно блюдо, которое часто стряпала миссис Милн, из картофельного и капустного пюре, солонины и лука, — мы с Грейси облизывались, когда видели его на столе. Я подумала, что оно не такое уж мудреное и можно бы приготовить его для Ральфа и Флоренс.
Я поставила вариться картофель и капусту, жарила уже лук, но тут в дверь постучали. Я вздрогнула и немного растерялась. Полностью освоившись в доме, я готова была отозваться на стук, но имела ли я право?
Где кончается готовность помочь и начинается навязчивость? Я опустила взгляд на сковороду с луком, на свои закатанные рукава. Может, я уже перешагнула эту грань?
Пока я терялась в раздумьях, в дверь снова постучали. В этот раз я без колебаний шагнула прямиком к двери и открыла ее. На пороге стояла девушка — красивая девушка с темными волосами, покрытыми бархатным шотландским беретом. Увидев меня, она проговорила: