— Ворошилов. Нет, нет, попрошу меня так не называть. Никогда не слышал ничего более гадкого и противоестественного, чем словосочетание — "герой гражданской войны". Грязный абсурд! Ничего героического в убийстве своих собственных сограждан нет, и никогда не было. Гражданская война, которая в нашей стране не прекращается ни на минуту, похожа на радиацию. Ее проявления можно не замечать, но на социальное здоровье общества она воздействует разрушительнее газовой атаки или поголовного заражения населения сибирской язвой.
Корреспондент. А не могли бы вы, маршал Ворошилов…
Ворошилов. Нет, ну надо же — герой гражданской войны… Это самое гнусное и подлое словосочетание, которое мне довелось слышать в жизни. Вы еще бы про Котовского вспомнили!
— Ну и как тебе? — спросил товарищ А.
— С выводами маршала я согласен.
Товарищ А. заскрежетал зубами.
— Я не спрашиваю тебя, правду он сказал или нет. Меня это не касается и тебя касаться не должно. Меня интересует совсем другое, как нам свести вред, нанесенный Союзу ССР, к минимуму?
— А как собираются решать эту проблему компетентные органы? — спросил я.
— Действуют по трафарету, никаких новых подходов, никакого новаторства. Обнаружили, что помощник Ворошилова носит подозрительную фамилию Диванов, и хотят повесить всех собак на него.
— Не понял, почему это фамилия Диванов вдруг стала подозрительной? — удивился я.
— А ты, Григорий, можешь гарантировать, что он действительно Диванов, а не какой-нибудь д'Иванов?
Меня всегда потрясало неумение кремлевских обитателей жить нормальной человеческой жизнью. Они придумали себе некое параллельное пространство существования, построенное на вызывающей лжи, и получали удовольствие, подчиняясь противоестественным законам, которые только и могли возникнуть из постоянно изрекаемой лжи. И вот, что забавно, как только официальная ложь чуть-чуть теряла наглость и абсурдность, не добирала по этим показателям, как немедленно здание коммунистического воздушного замка теряло свою цельность и расплывалось грязным пятном.
Надо полагать, что «откровения» маршала Ворошилова стали опасными для Кремля именно потому, что в них промелькнула крупица правды. И постройка покосилась.
Товарищ А. с сомнением посмотрел на меня и грустно сказал, отворачиваясь:
— Не надо было к тебе приходить. Не в осуждение говорю, но все-таки гадом ты оказался, Григорий Леонтьевич. Правильно считают, что черного кобеля не отмоешь до бела. Чуждый ты был, чуждым и остался… Ты даже денег никогда для себя не попросил, чтобы вдоволь, или жилье просторнее. Да мало ли просьб бывает у нормальных простых людей. А я от тебя никогда не слышал слова человеческого. Все с подтекстом! Эх, не хочу и знать, что ты мне посоветуешь, — он махнул рукой и ушел.