Я человек слабый и увлекающийся. Подспудное влияние идеологии муравьев оказалось столь сильным, что я допустил слабину и каким-то образом (честно говоря, до сих пор не знаю, как это произошло, посмотрел, что ли, чересчур ободряюще на жаждущего поддержки ученого-самоучку?) засветился — прослыл отцом родным (защитником и меценатом) всякого рода изобретателей и прочих особ, склонных к интеллектуальному труду.
Первая реакция товарища А., когда он прослышал о моих контактах, была крайне неодобрительной. Всем своим видом он показывал, что удивлен и раздосадован, даже с укоризной покачал головой, но запрещать работу в этом направлении не стал.
— Этими людьми все равно надо кому-то заниматься, — сказал он. — И если тебе так хочется, — пожалуйста, работай. А что им говорить, ты и сам знаешь, что я тебя буду учить.
Я и раньше замечал, что начальники редко возражают против того, чтобы работник брал на себя повышенные обязательства или дополнительные служебные функции. Они поставлены на руководящий пост, чтобы не допускать обратного, сознательного пренебрежения подчиненным своими обязанностями, сама по себе работа их волнует гораздо меньше.
Теперь меня часто навещали интересные увлеченные люди. Один полуглухой старичок притащил макет снаряда для салюта и обещал с помощью своего изобретения покорить мировое космическое пространство. Запомнился еще народный академик, вознамерившийся накормить картошкой со своего приусадебного участка всю страну. И, черт побери, с этими людьми было приятно иметь дело. Поразительная все-таки штука — природа, как бы ни складывались обстоятельства, всегда находятся люди, ставящие обретенный ими смысл жизни выше чувства выгоды, а зачастую и выше инстинкта самосохранения.
Можно считать, что неподдельный интерес, проявленный к этим людям, стал моей третьей ошибкой. Я перечисляю свои ошибки вовсе не для того, чтобы нагнетать напряжение в своих записках, как бы намекая на ужасы, ожидающие читателей. Нет, все гораздо прозаичнее — мои промахи привели к тому, что я, вопреки желанию, был вовлечен в странные события, потребовавшие от меня массу времени и сил, которые я был вынужден урвать от своей работы над монографией о диких муравьях. Ничего более существенного за моими словами не скрывается.
*
Во вторник меня неожиданно вызвал товарищ А… Его бледное скорбное лицо (вообще-то он довольно часто улыбался и был, видимо, от природы легко возбудим, но на этот раз на его печальном лице явственно проступала грусть и озабоченность) говорило о том, что разговор будет непрост и абсолютно секретен.