И вот я устраиваюсь в потрясающем своей роскошью кабинете, выкладываю на видное место свой энциклопедический словарь, нажимаю на звоночек.
Дверь открывается, и на пороге появляется…, боже ты мой! Горький Алексей Максимович. Товарищ Пешков!
Я сижу за громадным письменным столом в чрезвычайно объемном кресле и кажусь себе маленьким муравьишкой столодержателем, к которому пришел на поклон гигант пролетарской литературы.
— Здравствуйте, товарищ Григорий Леонтьевич, — проговорил он характерным, известным всей стране окающим баском. — Я счастлив, что, наконец, удостоился чести познакомиться с вами и предложить вам на рассмотрение свои скромные заметки по вопросу воспитания трудовых масс в истинном классовом духе.
Нет, в самом деле, это был Горький! Густой бас, чуть сплюснутая голова, богатые усы, высокий, сгорбленный… Точно, Горький! Было крайне заманчиво прервать его на полуслове и перевести разговор на более интересную тему — Горькому наверняка было бы интересно послушать о муравьях-жертвователях, изначально посвятивших свою жизнь родному муравейнику.
Но Алексей Максимович уже перешел к делу:
— Пришел доложить о проделанной работе. Мне поручили заняться выколупливанием из зародыша верного пролетарскому делу человека. Как и было предложено дорогим нашим академиком Трофимом Денисовичем Лысенко.
— Вот как? — удивился я.
— Нами выработаны критерии и составлен план работы. Если вы не возражаете, я бы ознакомил вас с содержательной частью…
— Весьма заинтригован…
— Партия поручила нам создать библиотеку произведений гениев мировой литературы, чье творчество имело бы воспитательное значение, и при этом не оказывало разлагающего влияния на неокрепшие организмы наших тружеников. Сейчас книжки классиков проходят жесткий отбор на соответствие нашим идеалам. К сожалению, мало кто из так называемых классиков задумывался о том, как их сочинения отразятся на классовой борьбе. Нам приходится кое-что подправлять. По счастью, практика художественного перевода в нашем Союзе ССР позволяет справиться с подобными трудностями. Мы им всем классовое чутье повставляли, а буржуазное нытье повыбрасывали. Что называется — расставили акценты… Получилось очень хорошо, по-моему.
— Постойте, постойте, к чему это приведет…
— Не извольте волноваться. Проведена проверка. Мной лично подготовлен перевод «Фауста» Гете. Сюжетик уложился в полтора печатных листа — объемная вещица. Рукопись я отнес на подпись к светочу нашему, правофланговому советского строя — Иосифу Виссарионовичу Сталину — на проверку. Нужна мне была поддержка кормчего социалистической литературы и критические замечания гения народов.