— Ты, говнюк, ты что, не понимаешь, что я твоя подельница? Это ведь так у вас называется? — вопила Элла Арнольдовна, — а с подельниками так не поступают! Все, мне это надоело! Пошел на хер!
И она, неожиданно успокоившись, поправила сбившуюся прическу и, повернувшись к Вертякову спиной, медленно направилась к двери.
Вертяков посмотрел на ее плавно двигавшиеся бедра, представил, что они уходят от него навсегда, что уже завтра их будет нежно раздвигать кто-нибудь другой, и вскочил из-за стола, опрокинув кресло.
— Стой! Подожди! — воскликнул он и резво обежал стол.
Загородив Элле Арнольдовне дорогу, он схватил ее за руки и выдохнул:
— Ну… Еще триста!
Элла Арнольдовна брезгливо сморщилась и ответила:
— Пятьсот.
— Ладно, пятьсот, — обреченно кивнул Вертяков.
— И домашний кинотеатр в приемную.
— Ладно, будет, — и Вертяков решительно кивнул еще раз.
Элла Арнольдовна помолчала минуту:
— Хорошо, я согласна.
Потом она помолчала еще немного и добавила:
— Ну почему, чтобы получить прибавку к жалованью, нужно обязательно устроить скандал? Может быть, ты мне объяснишь?
Она посмотрела вниз и неожиданно увидела, что только что произошедшая нелицеприятная сцена подействовала на Вертякова весьма оригинальным образом.
Он снова возбудился, и это было заметно невооруженным глазом.
— Ах ты, мой маленький! — улыбнулась Элла Арнольдовна, — ты опять хочешь! Ну, сейчас я тебя успокою.
И Элла Арнольдовна привычно опустилась на колени.
* * *
Через полчаса после разыгравшейся в кабинете Вертякова сцены Элла Арнольдовна приоткрыла дверь и, заглянув в кабинет начальника, сказала:
— Борис Тимофеевич, к вам Сысоев.
— Пусть зайдет, — благодушно ответил Вертяков.
Элла Арнольдовна исчезла, и вместо нее появилась массивная фигура Анатолия Викторовича Сысоева, которого Толяном, а тем более Зубилом называли теперь только за глаза.
Начальник службы безопасности подошел к столу шефа и пожал милостиво протянутую ему руку. После этого он сел в кресло напротив Вертякова и закурил.
— Ну, как там у нас на фронте безопасности? — посталински шутливо поинтересовался Вертяков.
— Насчет безопасности все нормально, — ответил Зубило, поправив душивший его галстук, — а вот насчет другого…
— Ну-ка, ну-ка, давай, расскажи, — заинтересовался Вертяков, все еще пребывавший в состоянии приятной расслабленности, — что там насчет другого?
— Да крестьяне эти… — Зубило поморщился.
— Какие крестьяне? — Вертяков посмотрел на двигавшиеся губы Зубила и тут же вспомнил горячие и пухлые губы Эллы Арнольдовны.
Ассоциация получилась настолько нелепой и неприятной, что он потряс головой, стряхивая неожиданное наваждение, сел прямо, откашлялся и сказал бодрым деловым тоном: