— Еще пару недель, и я развалю это дело до конца, — тихо говорила Кашина на ухо Нине Андреевне. — Я уже нашла там пару зацепок, по которым можно освободить всех.
— Это хорошо бы было, — вздохнула Нина Андреевна. — Спасибо тебе, Тонечка, за то, что ты делаешь для Женечки.
— Да что вы, тетя Нина. Единственного племянника и не отмазать от тюрьмы? Да не я это буду.
Тут завели Жука. Пока милиционер отцеплял наручники с рук малолетки, бабушка сквозь слезы рассматривала любимого внука. Тот и прежде не отличался полнотой, а сейчас кожа лица словно обтягивала кости черепа, нос заострился, и редкие веснушки как бы поблекли. Еле дождавшись, пока внука освободят от наручников, она обняла его.
— Женечка! Милый, как ты похудел!
— А что вы хотите? На тюремной баланде еще никто не поправлялся, — съехидничала Кашина.
— Нет, они по полной программе ответят за все это! — взорвалась Самохина. Она поправила очки и торжественно заявила: — Об этом безобразии мы уже заявили на своем сайте, и мне уже звонили из "Геральд трибун". Скандал будет международным.
Между тем сам Женечка вяло реагировал на все происходящее. Он был в каком-то заторможенном состоянии. Никто из присутствующих не знал, что за эти дни в заключение у Жени Хало сильно поехала крыша. Причиной этого была стремительно развившаяся в заключении клаустрофобия. Началось все с малого: его раздражал железное лязганье «кормушки», потом начало казаться, что потолок, тот словно начал опускаться вниз. Камера как будто становилась все меньше и меньше. Потом его начали раздражать соседи по камере, трое таких же как он малолеток. Он уже не играл с ними, как в начале, в «очко» самодельными картами, а последние сутки не обмолвился с сокамерниками ни словом. Его мозг словно плавал в каком-то аквариуме, и все находящиеся рядом люди казались нереальными.
Между тем в разговор ступил Касимов.
— Скажите, Хало, на вас оказывался нажим со стороны оперативников во время задержания и первичных допросов?
— Конечно оказывался, — тихо ответил Жук. Все эти ответы были обговорены еще в предыдущей встрече с Кашиной, и сейчас он отвечал как автоответчик.
— В чем это выражалось?
— Когда бабушка выходила, мне наступали ногой на вывихнутую ступню и требовали, чтобы я во всем признался.
— Фашисты! — воскликнула правозащитница. Анна Андреевна только смахнула с глаз слезинку. Кашина только улыбалась своими тонкими губами. Это все придумала она, и донесла до племянника на прошлом свидании. Допрос шел как по нотам, и вскоре Марат удовлетворенно кивнул головой, и, взяв в руки готовую бумагу, сообщил присутствующим: — Ну что ж, теперь нужно идти к зампрокурору.