– Этот момент нашей жизни, – сказал лейтенант. – До гробовой доски… Детям и внукам… Навсегда… Прикосновение к граниту… Память сердца… Но время на исходе…
На обратном пути у Мелады хватило сил поднять микрофон к побелевшим губам.
– …Где-то в этом районе… Самый первый съезд… Страсти были накалены… Делегаты продолжали спорить на улице… Мальчишки смеялись, слыша русскую речь… Хулиганы швырялись комками мокрой бумаги… На следующий день для охраны съезда был поставлен полицейский… Хорошо, что он не понимал по-русски, не знал, о чем говорили делегаты…
Она попросила шофера высадить ее за квартал до посольства. Антон помог ей сойти, вышел вслед за ней. Высунувшийся из окна лейтенант так тряхнул ей руку, что она вскрикнула. Черные следы слез тянулись к углам ее рта.
– В порт, – приказала она шоферу. – Везите их обратно в порт.
Мелкими шажками, поддерживаемая Антоном, она доплелась до дверей кафе, вошла внутрь, осторожно села к столу.
– Вы можете позвонить товарищу Глухареву? Расскажите ему, что случилось, попросите прийти сюда. Я не хочу, чтобы в посольстве меня видели в таком виде.
Глухарев явился озабоченный, цокал языком.
– Ну как же так, старуха? Как же ты не убереглась? Да сиди уж, сиди. Я тоже в молодости ломал ребро, Колька Викулов меня клюшкой на барьер бросил, помню, что это такое. Ах ты, реакционная сила! Ну ничего – посадим тебя на военный корабль, пока будете плыть до Ленинграда, все и заживет.
– Нет! Пожалуйста! Толечка, Толик, Толенька, придумайте что-нибудь! Я не хочу в Ленинград.
– Ну, старуха, ну подумай сама – о чем ты просишь. Ты же знаешь порядок.
– Они никогда не вернут меня сюда. Все будет закрыто для меня, кончено…
– Да почему ты так говоришь?… Бывали же случаи…
– Когда? Назовите хоть один? Галю Червонную вернули? Иру Кошелеву вернули?
– Что ты сравниваешь? Ирка хотела своего француза ребенком повязать, додумалась раззява. А ты без всякого обмана, честная производственная травма…
– Все равно, все равно…
Она вынимала салфетки из пластмассового коробка на столе, прижимала их к мокрым щекам. Они говорили по-русски. Антон делал вид, что не понимает. Но колесики в его голове быстро вертелись, высчитывая, примеряя, размечая контуры смутно забрезжившей комбинации.
– Простите, что вмешиваюсь… Но мне бы хотелось понять… Что, собственно, происходит? Ведь сломанное ребро обычно срастается легко… Никто не остается калекой.
Они переглянулись. Кивнули друг другу. Видимо, решили, что можно. Начали объяснять. Заболевших работников не принято оставлять в посольстве. И тем более класть в местные больницы. Это большой расход. Их отправляют лечиться домой. Но рабочее место не может пустовать. Немедленно присылают замену. Очередь желающих – ого-го-го! И как-то так получается обычно, что присланная замена остается навсегда. Пока сама не заболеет. А уж того заболевшего недотепу устраивают на работу дома. Когда выздоровеет. И за границу его больше не посылают. Считается ненадежным. По состоянию здоровья. И Мелада боится, что и с ней так будет. Ей очень не хочется назад. Конечно, обидно. И двух месяцев не проработала. В посольстве все ее любили. Но ничего не поделаешь. Нет, в законах и правилах ничего такого не записано. Но есть кое-что посильнее законов и правил. Называется порядок. Таков порядок.