Курт немного манерно вел свой великолепный мерседес, то и дело выпуская руль из рук, всем корпусом поворачивался к Нонне и с улыбкой оглядывал ее оценивающим мужским взглядом.
У него было миловидное, чуть женственное лицо, широкое и румяное.
Он много говорил, с трудом, но и с явным удовольствием вспоминая русские слова.
Он рассказывал о том, как был в плену в небольшом городе вблизи Свердловска. Стояла суровая зима. Одежда пленных износилась. С едой было плохо. Но и у русских износилась одежда, им тоже нечего было есть.
Однажды что-то случилось с пекарней, и пленным два дня не привозили хлеб. Курт, измученный холодом и голодом, превозмогая слабость, работал на стройке. Мимо шла старуха с кошелкой. Она остановилась около пленных. Плачет о погибшем сыне, ругает немцев, а сама последний хлеб свой сует в руки Курта…
Слушая его, Нонна разволновалась. А Курт уже рассказывал о другом: он был еще мальчишкой, когда видел Гитлера. На стадионе Партайгелэнде в Нюрнберге фюрер принимал парад войск.
– Фрейлейн Нонна желает увидеть в Нюрнберге этот стадион?
Они сегодня же побывают там, а потом зайдут во Дворец юстиции, знаменитый Нюрнбергским процессом.
Нонне хотелось посмотреть все. Она даже дала согласие на машине без всяких виз и без разрешения тети Тани проскочить в Австрию, где у Курта была своя дача.
– А в Париж нельзя? – наивно спросила Нонна.
– Нельзя, – улыбнулся Курт.
К концу пути Нонне казалось, что Курта она знает давным-давно. Она смеялась над его произношением и нисколько не чувствовала разницу в возрасте. Курт казался ей до того простодушным, что она позволяла себе слегка подтрунивать над ним. И он на нее не обижался.
Внезапно на одной из шумных мюнхенских улиц машина затормозила и въехала во двор.
– Здесь наш магазин, – сказал Курт, с трудом протискиваясь между множеством маленьких автомобилей, наводнивших двор. – Это машины наших служащих, – сказал он, выключая мотор. И рассказал, что это и есть та самая беда, из-за которой ему и фрау Татьяне приходится строить новые дома для магазинов. В этом дворе служащим негде ставить свои машины, и они не хотят работать.
В дверях появилась тетя Таня, в коричневом костюме, с наброшенной на плечи коричневой шубкой. Издали она напоминала девочку: гладкие, коротко остриженные волосы, зачесанные на пробор, худенькая и очень подвижная. Веснушки, густо разбросанные по всему лицу и рукам ее, тоже казались трогательно-детской приметой.
– Нонночка! Курт! – жестикулируя, кричала она. – Я немного задержу вас.
Курт осторожно взял Нонну за локоть и повел в тот подъезд, в котором быстро исчезла тетя Таня.