Потом он встречал Силина то на митинге, то просто в городе, на улице. Силин расспрашивал про житье-бытье и каждый раз напоминал, чтобы Лешка шел к нему, ежели чего. Лешка говорил: «Хорошо», но так ни разу и не обратился за помощью. Но вот, когда город начал готовиться к обороне, когда друг Пантюшка ушел с боем добывать у своего отца винтовку, Лешка уже не сомневался, что ему следует делать. Он отправился прямо в Союз фронтовиков, к Силину.
Первый раз за все время Силин встретил его неприветливо:
– Нашел когда прийти! Чего тебе?
– Возьмите меня к себе!., – нахохлившись от волнения, сказал Лешка.
– Это еще зачем?
– Как зачем! Что же мне сидеть с Глущенкой, как последнему буржую?
– А здесь что ты будешь делать?
– Ну вот! Что я, стрелять не умею.
– Ишь ты, воевать захотелось! – протянул Силин. – Шел бы лучше домой, парень.
– Не пойду! – твердо и отчаянно заявил Лешка. – Будь дома отец, так я бы уж давно… – Про отца Лешка сказал с умыслом: пусть вспомнит, чей он сын.
Силин, прищурясь, словно впервые видел, оглядел крепкую, не по годам рослую Лешкину фигуру. Прикинув что-то в уме, поколебавшись, он вдруг спросил:
– Не струсишь?
У Лешки отчаянно забилось сердце.
– Не… я не струшу!..
Силин пожал плечами:
– Ну, оставайся, коли так, будешь при мне для поручений…
Так Лешка стал связным.
Вскоре он уже носился по ночному затаившемуся Херсону, разносил по заводам записки Силина. Он побывал на Забалке, на верфях и всюду видел одно и то же: формировались отряды рабочих и, вооруженные чем попало – винтовками, охотничьими берданами, винчестерами и даже старыми шомпольными ружьями времен турецкой войны, – уходили в ночь, в темноту, на исходные рубежи предстоящего восстания. И было радостно чувствовать себя среди этих людей участником надвигавшихся событий.
Одно омрачало Лешкино существование: оружия у него не было, а попросить у Силина не представлялся случай…
Возвращаясь с верфей Вадона, Лешка едва не наткнулся на немцев.
Отряд человек в тридцать шел по улице Говарда. Прячась в тени домов, Лешка двинулся следом.
Немцы свернули на Суворовскую и прошли ее насквозь, туда, где белело двухэтажное здание городского почтамта.
«Почту идут занимать», – догадался Лешка.
В конце улицы, чуть наискосок от почты, находился небольшой пустырь, заваленный строительным мусором.
Притаившись за грудой щебня, Лешка видел, как немцы взломали широкую трехстворчатую дверь почты и вошли внутрь. На улице остался патруль, человек пять. Забранные решетками окна первого этажа осветились.
Вернувшись в Союз, Лешка рассказал о виденном Силину. Тот нахмурился.