– Совсем ты, Леша, на папу стал похож, даже страшно до чего!
Лешка в письмах слезно просил отца взять его к себе в Питер, потому что он, Лешка, до последней капли крови за мировую революцию!. Отец отшучивался, велел ждать. Видно, представлял его таким же маленьким двенадцатилетним пацаном, каким оставил, уходя на германский фронт. Посмотрел бы он, в какого детину вымахал сейчас его сынок!..
В это время и появился Силин.
Он пришел однажды утром, когда Глущенко не было дома, и сразу, на пороге еще сказал:
– Ага, ты, должно, и есть сынок Николая? Узнаю, похож. Ну, здоров. Привет тебе привез от бати и письмо.
– Вы с ним служили, наверно? – спросил Лешка, с уважением глядя на фронтовую шинель и папаху гостя.
– Служил, – усмехнулся Силин. – Зимний мы с ним вместе брали, такая у нас была служба…
Лешка провел его в комнату, хотел напоить чаем. Силин от чая отказался. Не раздеваясь, присел к столу и стал рассказывать про отца:
– …Скоро его не ждите. Дела, брат, завариваются не шуточные. Воевать, видно, придется. Контра нашему брату, рабочему, Россию за здорово живешь не отдаст…
Он был разговорчив, как все бывшие фронтовики, после долгого отсутствия возвратившиеся в родные места.
– Николая метили назначить частью командовать, – говорил Силин, – он башковитый, батя твой. А меня, значит, сюда прислали…
– Кто послал?
– Кто… Партия послала. Большевистская партия, слышал про такую? Твой-то батя ведь большевик, ты это, брат, помни.
– А почему вас сюда, а отец там? – чуть не с обидой спросил Лешка.
– Каждому свое… Здесь дела много, там – еще больше. Люди всюду нужны…
Силин рассказал о себе. Родом он из-под Херсона. Воевал в Карпатах. Потом попал под полевой суд за большевистскую агитацию, ушел из-под расстрела, добрался до Питера и там встретился с Николаем Семеновичем, Лешкиным отцом. Рассказал, как брали Зимний дворец, как Ленина слушали на II съезде Советов.
В Херсоне Силин собирался работать в Союзе фронтовиков.
– Это тоже место ответственное, ты не думай! – сказал ой. – Фронтовик нынче неустойчивый. Его, которые за контрреволюцию, легко могут с дороги своротить. А надо, чтобы он свою линию знал, чтобы с нами шел, понял? Это, брат, тоже не пирожки печь! Тут надо тонко, с соображением. – Силин повертел возле головы короткими пальцами с желтыми пятнами от табака.
Уходя, он оказал:
– Так что вот, Алексей-друг, ежели чего понадобится, иди прямо ко мне, не сомневайся. Николай велел за тобой приглядывать.
Лешка хотел поведать ему про свое невеселое положение, но почему-то не сказал, постеснялся.