– В трусости меня упрекаешь?
– Я не упрекаю. Пусть тебя знакомая упрекает. Я интересуюсь: если не трусость, значит, просто предательство? Или как? Приказ ты не выполнил, артиллерию белых не засек, подавить их огонь не пытался, бомбы раскидал по пустым лодчонкам! Как это называется?
Филиппов хотел что-то сказать, но Брокман не дал:
– Ты посмотри на себя, Филиппов, каков ты есть со стороны! Большевик, питерский! А сейчас на кого ты похож? Зазнался? Революцию в самогонке топишь? Да знаешь ли ты, что под тот самогон враги из тебя петрушку сделали!
– Но, но, Брокман, ты полегче!
– Не веришь? Думаешь, для красного словца сказал? Вспомни, сколько раз ты из-за пьянки не выполнял приказа?
– Что пил – моя вина, – проговорил Филиппов, – а петрушкой я ни для кого не был…
– Я с тебя вины не снимаю, – отчеканивая каждое слово, сказал Брокман, – за нее ты еще ответишь. А что тобой враги вертят как хотят – это уже факт. Ты знаешь, что приказ, который я отменил, был предательский?
– Слышал уже!
– Не то ты слышал! В штабе и не думали переводить твой отряд в тыл!
– Как так?
– А вот так-то!
И Брокман в нескольких словах рассказал о своей поездке в Николаев и о том, что он там выяснил.
Филиппов слушал, уронив на колени тяжелые руки. Он был поражен.
– Забыл, в какое время живем? – говорил Брокман. – Кругом враги, за каждым шагом следят, только и ждут, что кто-нибудь оступится. Им наша авиация, как кость в горле: руками ее не достанешь, пулей не собьешь, ан, нашли средство: самогонка! Когда они затевали эту штуку с приказом, у них расчет был верный. Во-первых, Филиппов пьяница. С пьяных глаз не разберет, откуда ветер дует. Во-вторых, зазнался, начальство ни в грош не ставит. Находка, а не человек! Живешь ты разнузданно, шляешься по бабам. Иного на твоем месте, возможно, они и убить попытались бы, а тебя – нет. Зачем тебя убивать? Ведь тогда другого назначат, покрепче. А ты им в самый раз. Вроде и есть у красных авиация и нет ее: в нужный момент командир пьян в доску. И подсунуть ему можно что угодно…
– Хватит! – глухо проговорил Филиппов. Загорелое его лицо приобрело землистый оттенок. – Хватит, Брокман!
– Нет, не хватит, уважаемый! Придется тебе все выслушать! Долго с тобой цацкались: орел, видишь ли! Птица, а не человек, ему больше позволено… Птица, да не та. Петух, а не орел! Ну, что мне с тобой делать? Под революционный трибунал подвести, что ли?
Филиппов только передернул плечами.
– Что молчишь? Нечем крыть?
– Что тебе сказать, председатель… – сквозь зубы произнес летчик. – Хочешь – отдавай под трибунал. Заслужил… На этот раз заслужил, сам знаю… Но только я ни сном ни духом… Правда! Что ты так смотришь на меня?! – вдруг крикнул он. – Не веришь?