– Товарищ Силин, винтовку-то дайте мне. Силин перестал улыбаться.
– Винтовок нет. Какие были, роздали по заводам.
– А как же я…
– Что ты? Смотри, Алексей: отведешь людей и сразу назад. Под пули не лезь. Понял?
– Понял… – Лешка кусал губы. Тут басом заговорил Костюков:
– Что же ты, Петро, посылаешь парня на задание, а оружие не даешь. Нехорошо.
– Ты-то уж молчи! Тебе бы только лишнего человека.
– А что: парень не маленький…
Силин взглянул на Лешкино огорченное лицо.
– Тьфу, незадача! Иди за мной…
С заколотившимся сердцем Лешка прошел за ним в комнату Совета. Здесь уже никого не было, только за столом сидел изможденный писарь. В углу лежала груда вещевых мешков. Силин достал свой мешок, порылся в нем и повернулся к Лешке:
– На, бери.
В руке он держал большой «Смит-Вессон». Лешка схватил револьвер.
– Обращаться умеешь? – спросил Силин. – Дай сюда…
Он переломил ствол, показал, как заряжать, потом отсыпал Лешке на ладонь длинные, тускло мерцающие медным блеском патроны.
– Ну, доволен? Теперь все. Жми! Надо успеть дойти затемно…
Выбирая самые тихие переулки, Лешка вывел отряд Костюкова к «почтовому» пустырю. Они подошли через проходной двор со стороны, противоположной почтамту, где пустырь окаймляли глухие неоштукатуренные стены домов, обращенных фасадами на другую улицу.
Вместе с Лешкой в отряде было двадцать два человека. Они залегли под стенами.
Ночь шла на убыль. Рассвет вставал сырой, промозглый, но вверху, над туманом, все ярче голубело небо, обещая впервые за много дней светлую погоду.
…Это была, возможно, первая в Лешкиной жизни бессонная ночь, но усталости он не чувствовал. Все в нем напрягалось и дрожало от ожидания.
Он лежал на земле за грудой битого кирпича (было приказано не высовываться), подрагивая от сырости, и крепко сжимал теплую рубчатую рукоятку револьвера, который он как взял у Силина, так до сих нор и не выпускал из руки.
Рассветная мгла редела. Все отчетливей проступали распластанные на земле неподвижные фигуры фронтовиков. Лешка с удивлением увидел, что некоторые из фронтовиков спят, уткнувшись в рукава шинелей. Костюков, облокотясь, смотрел в сторону почтамта. Рядом с Лешкой, в двух шагах, оказался его давешний знакомец-Пахря. Заметив, что Лешка смотрит на него, Пахря весело подмигнул и зашептал:
– Эй, связной… Дрожишь?
– Чего дрожать-то? – словно бы нехотя отозвался Лешка.
На самом деле он был не прочь сейчас поболтать с парнем. Злобы к нему уже не было, а среди фронтовиков Пахря больше других подходил Лешке по возрасту.
– Сыро, не приведи бог, – пожаловался Пахря. – Сейчас бы цигарочку…