– Слушай, Маруся, – сказал Алексей, – здесь был раньше телеграфист Соловых.
– Был такой, – подтвердила Маруся, засовывая пакетик на прежнее место, – он при белых пропал.
– Ты знаешь, где он жил?
– Нет.
– Дам тебе адрес. У него должны быть родственники. Постарайся узнать, что им известно о нем, как их имена и вообще обо всем семействе. С соседями поговори. Только осторожно, чтобы потом не болтали: вот, мол, являлись, выспрашивали.
– Понятно.
– Завтра утром найди меня в штабе. Если будут приставать, кто да зачем, ну, скажи, что знакомая… или там невеста, неважно.
– Ладно. – Маруся поправила кудряшку возле уха. – Сделаю.
Побывать у родственников Соловых Алексею посоветовал Величко.
Злополучный телеграфист, несмотря на трусость, отказался назвать даму сердца. Когда его расспрашивали о ней, он точно преображался.
– Нет, нет! – говорил он, прижимая руки к груди и лихорадочно блестя глазами. – Я жертва, и она жертва! Я готов все рассказать! Я их ненавижу, этих негодяев! Они обманули ее так же, как и меня. Она поэтическое создание… Она верила в меня… Умоляю вас: пусть я один пострадаю! – Он тут же пугался своих слов и начинал клясться, что, поддавшись на уговоры контрразведчиков, поступал необдуманно, не желая никому причинить вреда.
Его упорство вызывало у Алексея чувство, похожее на уважение: как-никак это было проявление характера.
Возможно, телеграфист говорил правду, и пленившая его «особа» действительно была игрушкой в руках контрразведчиков. Но Алексей и тем более Величко знали, что связи с контрразведкой легко не порываются. Даже заблуждаясь и не отдавая себе отчета в том, как используют ее врангелевцы, «особа» могла знать, кого, уходя, оставили они в Алешках.
Да и вообще, надо же было с чего-нибудь начинать!
План у Алексея был такой: прийти к родственникам Соловых, выдать себя за человека, сидевшего в ЧК вместе с телеграфистом и постараться выведать, кто она, эта «особа». Надо сказать, что в ЧК попал случайно. Нет, он не контра в том смысле, какой они придают этому понятию. Но он и не красный. Он – колеблющийся. Плывет себе по течению, куда вынесет. Вынесло к красным – работает на них. Попал бы к белым – еще лучше… Но вот не попал. Ну что ж, подождем, посмотрим, как пойдет дальше. Война еще не завтра кончается, всякое может быть…
Если спросят, за что взяли в ЧК и почему после этого красные все-таки оставили его у себя на работе, можно наболтать про госпитальную бузу с уварившимся мясом, которую расхлебал Воронько. Сказать, что, не подумавши, выступил на митинге, требовал самосуда над врачами. Чекисты забрали его и еще несколько человек, подержали, попугали и выпустили. И вот там-то встретил Соловых, сидел с ним три дня в камере. Делились последним. А когда Алексея освобождали, Соловых попросил зайти к родным, если случится попасть в Алешки.