Он был рад ей. Принял ее в себя.
Подняв руки, он начал переносить воду из моря. Она поднялась в воздух осколками, обернувшись в лед при подъеме. Он начал метать ледяные клинки в свои цели — стрелы из лука Посейдона.
Мужчины с криком падали на спину, когда острая, как бритва смерть врезалась в их плоть.
— Вы к ней не прикоснетесь. Никогда, — прорычал он, когда требовательно поднял свои руки. На свете океаны Посейдона доминировали.
А воины Посейдона правили в океане.
Он был Высоким Принцем и первым из Воинов, и он их уничтожит за то, что они посмели прикоснуться к ней.
Прибой закипел у прибрежного песка, гребни волн, поднявшиеся до невообразимых высот, казалось, пребывали в поисках своей жертвы. Конлан резко опустил руки вниз, прицеливаясь. Он приказал буйству войн еще подняться, все выше и выше.
Его ярость усилилась, угрожая разрушить его контроль. Красная пелена все больше затуманивала его зрение. Получить возможность ударить в ответ после стольких лет беспомощности.
В его разуме зазвучал насмешливый смех Анубизы.
У него была проклятая проблема.
Потом он почувствовал прикосновение — внутри себя. Прикосновение смелости, неповиновения.
Свет для его тьмы. Сострадание к его безжалостности.
Его взгляд метнулся к съежившейся на песке женщине, она подняла руки, чтобы защититься от нападающих на нее ублюдков. Среди всего этого у нее хватило энергии, чтобы ответить на его безумие.
Ради нее он их размажет. Направит воду, чтобы снять плоть с их костей.
И будет наслаждаться каждой минутой этого процесса.
— Нет! Что ты такое? Остановись! Ты убьешь всех нас! — крикнула она ему, все еще возмущенная, несмотря на страх, который она передавала.
Без причины, без сострадания он снова поднял руки, потом опустил их вниз, приказывая стене воды упасть на берег. Чтобы сокрушить мужчин, которые лежали, истекая кровью и пресмыкаясь.
Он направил волну к берегу.
Ее голос, сорванный, робкий, прозвучал в его голове. Остановись! Прошу, не убивай меня! Моя сестра: у нее осталась только я. И не убивай их. Прошу. Достаточно смертей.
Конлан удивился ее доброте, ее смелости.
Ее свету.
Даже думая, что смерть подбирается к ней, она подумала об этих отбросах, которые пытались напасть на нее.
Он прошел за ее мыслью все дорогу до ее разума.
— Я никогда не причиню тебе боли. Верь мне.
Или он проклятый дурак? Может, она была просто талантливой актрисой. Никто не может быть таким сострадательным и существовать.
Но красная пелена поднялась, отступила. Каким-то образом ее ментальное прикосновение дало ему спокойствие. Мир в какой-то мере. Он был внутри ее разума — она проектировала эмоцию. Не было никакого обмана — никакого зла. Ничего, кроме сострадания, приправленного ужасом. Скорбью.