Она желала забраться на него, в него, почувствовать, как его тело трется об нее, бьется в ней. Такая потребность шокировала ее, даже когда она молила о большем, большем, большем, весь ее здравый смысл исчез в буре желания.
Потребности.
Он впилась в его твердые, словно камень бицепсы, пытаясь устоять. Или, вероятно, пытаясь притянуть его ближе. Она бессознательно двигала руками, клала их ему на грудь, вниз, по его твердому, плоскому животу и вверх до его шеи. Запускала пальцы ему в волосы. Ближе, ближе. Она услышала стон, и оказалось, что застонала она. Она стонала. Если бы его язык не был у нее во рту, она бы умоляла его притянуть ее поближе.
Она перестала дышать, сконцентрировавшись на его эмоциях, втягивая их краски в себя. Голубая и зеленая, и сверкающая, кристальная страсть вилась вокруг, и она затерялась в ней, затерялась в нем.
Затерялась.
Сама мысль о том, чтобы потерять себя, сразу же вернул ей здравомыслие. Она силилась оттолкнуть его, пытаясь обрести здравомыслие, сражаясь с диким желанием.
Здравомыслие сдалось.
Она тихонько застонала ему в рот, и Конлан тоже затерялся, полный желания, голода, потребности. Только в ней, только с ней. Сейчас.
Он попытался сконцентрироваться на ее мыслях, чтобы удержаться и не порвать ее одежду, как животное. Он отправил свой разум в нее, — внутрь ее души, — и был очарован ее внутренней добротой, бескорыстием и светом.
Откровение ее чистоты ударило в него с неразумной силой. Он оказался парализован.
Он был уничтожен.
Она его тоже хотела.
Поглощенный одновременными открытиями ее духа и желания, обжигающий жар поднялся до вулканического масштаба внутри него. Страсть и элементарная энергия в воздухе взорвалась и засверкала вокруг их тел, выворачивая его наизнанку.
Его тело загорелось, и он желал большего
Его потребность стала неуправляемой. Всего одно прикосновение. Только немного попробовать.
Чтобы этот вкус длился вечность.
Его руки ласкали ее позвоночник, притягивали ее бедра ближе к его жару, его потребности. Его разум и тело кричали об этом самом моменте, когда страсть, а не обязательство и обязанность, контролировала его поступки.
Ее запах, шелк ее волос, тепло ее кожи рядом с его морским оттенком прохлады, все это совместилось, чтобы он вовсе забыл про свои обязанности.
Он желал, нет, он испытывал необходимость отнести ее на песок и брать ее тело, снова и снова. Врываясь в теплоту ее тела с беспокойной яростью прилива. Его обостренные чувства ощущали ее желание, которое росло, даже когда она вцепилась в его плечи. Его руки ощупывали ее изгибы, касались ее мягкости, прижимали ее тело к себе так крепко, что она обязана была сдаться по его требованию.