То же самое повторилось и в Вене, только теперь пришлось пять дней дожидаться пакета, предназначенного для военного агента в Париже. Эраст Петрович нервничал, представляя, что «мисс Ольсен», не дождавшись весточки от своего Ипполита, съехала из отеля, и теперь ее вовек не сыскать. От нервов Фандорин подолгу сиживал в кафе, ел много миндальных пирожных и литрами пил крем-соду.
Зато в Париже он взял инициативу в свои руки: в российское представительство заглянул на пять минут, вручил посольскому полковнику бумаги и безапелляционно заявил, что имеет особое задание и задерживаться не может ни единого часа. В наказание за бесплодно потраченное время даже Париж смотреть не стал, только проехал в фиакре по новым, только что проложенным бароном Османом бульварам — и на Северный вокзал. Потом, на обратном пути, еще будет время.
Без четверти десять, закрывшись номером «Таймс» с проверченной для обзора дыркой, Эраст Петрович уже сидел в фойе «Зимней королевы». На улице дожидался предусмотрительно нанятый кэб. Согласно полученной инструкции, портье демонстративно не смотрел в сторону не по-летнему одетого постояльца и даже норовил отвернуться в противоположную сторону.
В три минуты одиннадцатого звякнул колокольчик, дверь распахнулась и вошел исполинского роста мужчина в серой ливрее. Он, «Джон Карлыч»! Фандорин вплотную припал глазом к странице с описанием бала у принца Уэльского.
Портье воровато покосился на некстати зачитавшегося мистера фон Дорна и еше, подлец, мохнатыми бровями вверх-вниз задвигал, но объект, по счастью, этого не заметил или счел ниже своего достоинства оборачиваться.
Кэб оказался кстати. Выяснилось, что дворецкий не пришел пешком, а приехал на «эгоистке» — одноместной коляске, в которую был запряжен крепкий вороной конек. Кстати был и зарядивший дождик — «Джон Карлыч» поднял кожаный верх и теперь при всем желании не смог бы обнаружить слежку.
Приказу следовать за человеком в серой ливрее кэбмен ничуть не удивился, щелкнул длинным кнутом, и план вступил в свою первую фазу.
Стемнело. На улицах горели фонари, но не знавший Лондона Эраст Петрович очень скоро потерял ориентацию, запутавшись в одинаковых каменных кварталах чужого, угрожающе безмолвного города. Некоторое время спустя дома стали пониже и пореже, во мраке вроде бы поплыли очертания деревьев, а еще минут через пятнадцать потянулись окруженные садами особняки. У одного из них «эгоистка» остановилась, от нее отделился гигантский силуэт и отворил высокие решетчатые ворота. Высунувшись из кэба, Фандорин увидел, как коляска въезжает в ограду, после чего ворота снова закрылись.