Здесь, быть может, будет уместно вспомнить, что в философии Эдмунда Гуссерля роль фантазии заключается в нейтрализации бытийной значимости предметных содержаний. Это означает, что предмет в фантазии выступает свободным от своей бытийной характеристики - существования или несуществования. Когда мы воображаем что-либо, мы воспринимаем, прежде всего, содержание воображенного, а его онтологический статус отступает на второй план и может быть даже временно забыт. В этом - психологическая сила фантастики. Она, как мы уже сказали, проигрывает у реальности "битву" за онтологический статус, но при этом она обладает такой гносеологической структурой, что сам вопрос о статусе отступает в тень, оказывается загороженным предметным содержанием фантастической реальности.
Стоит также отметить, что неверие человека в фантастические миры обладает некой динамической неустойчивостью. Само по себе понятие воображаемого свидетельствует о том, что "существование" есть некий показатель, в отношении которого возможна градация степеней интенсивности. Хотя воображаемого и не существует, хотя его "нет", но оно все-таки "как бы есть", а значит оно отличается от полного Ничто, выражающегося формулой "нет, не было и не будет". Можно вполне согласиться с К. С. Петровым, заявившим: "Воображение тем и интересно, что оно, конечно, не бытие, но оно какое-то не очень окончательное, не абсолютное небытие"94). Воображаемое существует в меньшей степени, чем реальное но в большей степени, чем ничто, воображаемое есть промежуточная ступень между бытием и ничем - в этом воображение, кстати, совпадает с такими полунесуществующими реалиями, как прошлое и будущее, на воспроизведение которых воображение часто работает. Сразу заметим, что онтологически собственно прошлое и собственно будущее не совпадают с двойниками прошлого и будущего, созданными воображением. Но все эти категории сходны в том, что по своему онтологическому статусу находятся посередине между небытием и актуальной реальностью.
Амбивалентности отношения к фантастическому способствуют еще и те усилия, которые предпринимают фантасты для создания иллюзии достоверности своих образов. Как отмечает Геннадий Пересветов, "...люди, в момент прочтения фантастических произведений, верят в реальность происходящих событий, верят автору. Лишь позже спохватываются: "Это же выдумка!" Однако изначально допускают существование тех или иных событий в материальном мире"95). Конечно, просто вера читателя в выдумку фантаста привела бы к тому, что фантастика в его глазах перестала бы быть таковой. В фантастический вымысел не верят, но первоначальный, быстро прошедший импульс доверия придает всему отношению к фантастическому, если так можно выразиться, гносеологическую пикантность. Да, этого нет, этого не может быть, и все же мы помним, что был момент, когда мы в это поверили, был прецедент того, как мы считали это реальностью, а значит могут наступить обстоятельства, когда мы снова в это поверим. Пусть фантастика - не настоящая реальность, но ее существование свидетельствует о том, что у монопольно-единственной реальности, в которую мы, по выражению Хайдеггера, "вброшены", могу быть альтернативы.