Между прочим, весьма любопытно, что архаичные народы, добывающие огонь трением и живущие родовым строем, тоже не жалуют обезьяну. В предках-покровителях детей природы может оказаться кто угодно: зубр, леопард, сайга, кабан, антилопа и даже некоторые членистоногие — например, скорпион или паук. Но кто слыхал об удачливом и ловком охотнике — сыне Обезьяны? Таких нету — хоть обыщись. Сравнить с обезьяной можно только соседа — разумеется, лживого и подлого, непременно вынашивающего нечистоплотные замыслы.
Чтобы не быть голословным, процитирую авторитетнейшего Эдуарда Бернетта Тайлора (1832–1917), выдающегося английского этнографа и историка культуры XIX века, автора замечательной книги «Первобытная культура»(1871).
«Зулусы до сих пор рассказывают сказку об одном племени амафен, которое обратилось в павианов. Амафены были народ ленивый, не любили обрабатывать землю, а предпочитали кормиться у других и говорили: "Мы будем жить, не трудясь, если станем есть то, что запасают люди, обрабатывающие землю". Все племя собралось по призыву вождя из дома Тузи и, наготовив пищи, отправилось в пустыню. Оно прикрепило к спине рукоятки ставших для них бесполезными мотыг, которые приросли к телу и приняли форму хвостов. Тело их покрылось шерстью, лбы нависли, и они, таким образом, превратились в павианов, которые и до сих пор называются "людьми Тузи"».
Здесь же Тайлор пересказывает одну из мусульманских легенд: «Близ одного еврейского города протекала река, переполненная рыбой, но эти хитрые животные, узнав нравы горожан, смело плавали на виду в субботу и тщательно скрывались в будни. Наконец еврейские рыбаки поддались искушению и отправились на ловлю в субботу; но они дорого поплатились за хороший улов, ибо были превращены в обезьян в наказание за нарушение субботы».
В языческие времена с ослушниками тоже обходились куда как круто: «…Юпитер таким же образом наказал вероломный народ керкопов. Он отнял у них язык, употреблявшийся лишь для ложных клятв, дозволив им только дикими криками оплакивать свою судьбу, и обратил их в косматых питекузских обезьян, в одно и то же время похожих и непохожих на людей, которыми они некогда были».
Далее Тайлор резюмирует: «Мы видим, что легенды о происхождении человеческих племен от обезьян прилагаются в особенности к племенам и народам, которые более цивилизованными соседями считаются низшими и звероподобными».
Не сомневаюсь, что в богатейшем этнографическом материале можно без особого труда найти примеры прямо противоположного свойства, но изобилие антиобезьяньих мифов, нацеленных на ближайших соседей, говорит само за себя. Поэтому представляется весьма сомнительным, чтобы нелюбовь к приматам могла быть сведена к особенностям того или иного вероисповедания. Очевидно, что корни этого неприятия лежат гораздо глубже.