Он пристально посмотрел ей в лицо, глаза его сузились.
— Вы спросили почему? — медленно произнес он. — Сам не знаю. Еще и еще раз прошу меня извинить.
— Тут не за что молить о прощении, — ответила она, опять рассмеявшись. — А теперь я прошу у вас извинения.
С этими словами она помчалась по коридору, оставив Оуэна чуть не в первый раз за его карьеру в полном замешательстве.
Да, думал он, возвращаясь в зал, с этой женщиной будет не так‑то просто. Нужно придумывать какие‑то новые ходы для завоевания ее доверия. Не говоря об остальном.
Но, черт побери, он больше не позволит ей смеяться над собой!
— У меня только что была странная встреча, — сказала Пен, когда наконец спустилась с галереи и нашла Робина, стоявшего недалеко от лестницы.
Она произнесла это со смехом, но и с нескрываемым недоумением, вызванным поцелуем незнакомца, о котором она, разумеется, не собиралась рассказывать. Тем более что все яснее начинала понимать: он был ей не неприятен, наоборот, оставил след в виде волнения, которое несколько смущало ее.
— Долго же ты была там, — заметил Робин, глядя на нее с подозрением, которое возмутило ее.
— Уж не собираешься ли ты подсчитывать минуты, которые я трачу на туалет и прочие личные дела? — спросила она с наигранным негодованием.
Робин был вынужден пожатием плеч и виноватой улыбкой признать свое поражение. Если уж она что‑то захотела скрыть от него, то, видимо, ему не добиться откровенности. И все же поинтересовался:
— Что это была за встреча, о которой ты изволила упомянуть?
Пен осмотрелась вокруг и поманила его за собой к глубокому проему окна.
— Встанем вон там.
Она первая направилась к окну, он, заинтересованный, поплелся за ней: возможно, его упрямая сестрица все‑таки приоткроет причину своего странного поведения?
Он уже свыкся с мыслью, что двойная трагедия в жизни Пен — почти одновременная утрата мужа и ребенка — произвела необратимые изменения как в ее характере, так и во внешности, навсегда согнав румянец со щек и вытеснив живость из души и тела. Временами она казалась ему лишь слабой тенью той молодой женщины, которую он так хорошо знал. Но сегодня вечером она выглядела другой: в галерее некоторое время назад проявила давно несвойственную ей настойчивость, даже решительность, словно наметила какую‑то цель и неуклонно движется к ней, а сейчас в ней проглядывает возбуждение, какое‑то удовлетворение — как если бы сбылось или вот‑вот сбудется что‑то, чего она сильно желает. Да и внешне она преобразилась: глаза не такие погасшие, как раньше, лицо порозовело — в общем, вполне привлекательная женщина, какой он знал ее в прежние годы.