— Несмотря на то, — продолжил Майлз мысль матери, — что даже ее собственная семья перестала верить во все ее бредни.
Он рыгнул, допил остатки вина из кубка и — громко зевнул.
Слуги метались по залу, приводили в порядок помещение, гасили свечи. Поленья в огромных каминах догорали — тлели уголья, серела зола, начинало веять прохладой.
— Будем надеяться, — сказала мать Майлза, — что ее родственники понимают, что следует и чего не следует делать. И что не надо идти на поводу у этой взбалмошной женщины, вбившей себе в голову бог весть что.
— В самом деле, для чего? — подхватила Джоан, подавляя зевоту. — Прошло больше двух лет. От бедного ребенка уже почти ничего не осталось.
— Верно, — подтвердила свекровь. — И все‑таки, если им взбредет в голову, они могут наделать много шума.
— Но что они сумеют найти? — не поняла Джоан. — Что доказать?
«Действительно, ничего, — пронеслось в голове у леди Брайанстон. — Если, конечно, Майлз сделал все, как нужно…»
Она кинула быстрый взгляд на сына, в ее глазах можно было прочитать явное опасение: как ни обожала она своего младшего, но порой ее посещали серьезные сомнения в его уме и сообразительности. В чем никак нельзя было отказать Филиппу, Однако им она никогда не могла управлять, а Майлз был как воск в ее руках: исполнительный, покорный, словно хорошая собака. И в этот раз — она уверена… она хочет быть уверена — он послушно выполнил все точь‑в‑точь, как ему было сказано.
Она взглянула на Джоан, поглощенную, как обычно, какими‑то своими мыслями, и негромко обратилась к Майлзу:
— Думаю, сейчас самое время еще раз проверить все, что сделано. И если что‑то не так, быстро исправить положение. Понимаешь, что я хочу сказать?
Майлз утвердительно кивнул и приказал проходившему мимо слуге принести еще вина.
— Полагаю, с тебя уже хватит, — недовольно сказала мать. — Я жду рассказа о твоей беседе с герцогом Нортумберлендом. Ты находился достаточно долго рядом с ним.
— Мы говорили об охоте, — ответил Майлз, протягивая кубок слуге, прибежавшему с большой бутылью.
— И больше ни о чем? — воскликнула мать. — Я велела тебе поговорить о здоровье короля. Узнать…
Майлз виновато икнул. Как он мог так непростительно упустить из виду распоряжение матери? Она ведь никогда не говорит и не делает ничего лишнего, ненужного, и если заинтересовалась здоровьем этого юноши, то не случайно. Но признаваться в своем упущении не хотелось, да и вино порядком ударило в голову.
Поэтому все, что он мог, это тупо повторить:
— А мы говорили про охоту. Не мог же я прервать герцога и вдруг заговорить совсем о другом.