С минуту я глядел на верещавший телефон, раздумывая, брать или не брать трубку. С одной стороны, мой плановый отпуск еще не кончился (в том смысле плановый, что я запланировал его сам), с другой — нельзя же сидеть отрезанным от мира? Если звонит страховая директриса (как там ее?.. “Гарантия и покой”?..), я скажу, что начал разработку операции под названием “Опопанакс” и что у ее конкурентов случится вскорости оофорит. А если меня домогается тот самый старец от Петра Петровича, с “Хопром” и “Гермес-Финансом”, я отошлю его в банк “Хоттингер и Ги”, намекнув, что там скупают любые векселя, причем за твердую валюту, бразильские юани и марокканские талеры.
Работать абсолютно не хотелось. Но мог звонить Мартьянов или другой серьезный клиент, могли потревожить бывшие сослуживцы, друзья по институту, дальние родичи, Жанна или остроносый; мог, наконец, прорезаться пропитый баритон (“Ты, козел? Слушай и не щелкай клювом!”), что было уже интересно. Словом, я не выдержал, поднял трубку, услышал непривычный писк и свист, а после — голос:
— Квартира Дмитрия Григорьевича Хорошева? С кем имею честь? — Голос был твердым, ясным, чуть грассирующим на звуке “р” и совершенно незнакомым. Но не из тех, каким сулятся дать в грызло и посадить на примус. Очень интеллигентный голос, приспособленный к чтению лекций и научным дискуссиям с оппонентами. — Дмитрий Григорьевич Хорошев у телефона. Слушаю вас, — произнес я с тем же дискуссионно-лекторским акцентом. Эти неуловимые интонации что-то вроде визитной карточки: стоит произнести три слова, как людям ученым — без разницы, физикам, гуманитариям или биологам — уже понятно: свой!
— Прошу простить за беспокойство… — (Свой, подумал я, свой! И чином не ниже профессора. Доценты, те погрубее, попроще…) — Я дозваниваюсь к вам вторую неделю, Дмитрий Григорьевич. Но, к сожалению… — К взаимному, — подхватил я, уловив, что обозначилась пауза. — Мне пришлось отправиться в зарубежную командировку. Кембридж… Симпозиум по компьютерному моделированию иерархических связей в стаях крупных хищников… Львы, гиены, волки… И человек, само собой. Опасное занятие! Послышался вежливый смешок.
— Рад, что вы уцелели, Дмитрий Григорьевич, и прошу простить покорно, что не называюсь. Уверен, моя фамилия вам ничего не скажет. Я… э-э… коллега и сослуживец вашего знакомого. Того, с которым произошло несчастье. Ррад… Дмитррий Грригорьевич… Пррошу прростить покоррно… Уверрен… Раскатистое долгое “эр”, но совсем не такое, как у мерзавца Петруши; впрочем, Петруша с сухогруза и слов-то таких не знал — прошу простить покорно… — Кажется, несчастье случилось на вашей даче? — деликатно поинтересовался голос.