Оттуда доносился гулкий бас Мартьяныча:
— … Классиков надо читать, обалдуи! Классик что сказал про недотеп-охранников? Не знаете? Ну, так я вам повторю: есть одна хорошая песня у соловушки — песня панихидная по моей головушке! Это о вас, имбецилы! Персонально о тебе, Колян! И о тебе, Осадчий! И о тебе, Груздев! Я что говорил, чему вас учил? Не торчать у дверей, не глазеть на девиц, не строить им рожи, а постоянно перемещаться по торговому залу! Так, чтоб охраняемый объект был под контролем во всех своих частях, а злоумышленник не мог зафиксировать, где в данный момент находится охрана. Ясно, кретины? Запомните: у дверей не охранник стоит, а мальчик напоказ, он же — живая мишень! А настоящий охранник должен появиться вдруг, выпрыгнуть из-за прилавков и полок, как тигр из тростников, и сразу стрелять на поражение! Если злодей с пистолетом, бить в руку — в ту, которая держит пистолет! Ежели с автоматом — бить в лоб! Понятно? — А если он с гранатой? — раздался чей-то робкий голос. — А если с гранатой, любознательный мой, то нужно не палить, а прыгнуть на него, хватать за кулак, где граната, валить на пол и заворачивать руку ему под брюхо. А после кричать: разбегайссь!.. И ждать, когда рванет.
— Так ведь если рванет…
— Если рванет через два тела, последствия будут минимальны. А ты, Груздев, станешь героем, и похоронят тебя на Южном кладбище под залп “Авроры”. Все на сегодня!
И Мартьяныч, отдуваясь и вытирая потный лоб платком, явился в коридоре.
— Приветствую, друг мой! Поднимемся наверх, ко мне, выпьем чайку?
— Спасибо. Я только из-за стола. И сыт, и пьян.
Андрей Аркадьевич сунул платок в карман и уставился на меня внимательным оком.
— И правда, сыт, пьян и нос в табаке… А еще — бодрый, свежий, загорелый и довольный… Ты никак жениться собрался, парень?
— Может быть, — отозвался я, в который раз потрясенный его проницательностью.
— Хм… Ну что ж, пора, пора… Ты — мужчина в самом соку. Только помни, что сказано поэтом… — Он откинул голову, и я решил, что сейчас опять последует цитата из Есенина, но это оказался Багрицкий:
— От черного хлеба и верной жены мы бледною немочью заражены… — Согласен на супружеские измены. В разумных пределах, конечно. — Все вы так говорите поначалу. А как до дела дойдет… — Мартьянов махнул рукой, и мне припомнилось, что сам он женат по третьему или четвертому разу, и, следовательно, опыта ему не занимать. — Ну, раз чая не хочешь, так прогуляемся? До “Антарктиды”? Я там машину оставил.
"Антарктидой” назывался его магазин на Шестой линии, где торговали холодильниками и прочей “бошевской” техникой. Дойти туда можно было минут за двадцать, и я согласно кивнул. По знаку Мартьянова какой-то рыжий лохматый молодец принес ему плащ-дождевик из кабинета, что находился на втором этаже, и Андрей Аркадьевич, ощупав карманы (на месте ли любимая “беретта” и кастет?), стал облачаться, кивая рыжему и приговаривая: