Мормоныш перекрестился.
— Ни сном, ни духом, добрый мастер! Ваше занятие, как сказано мною выше, почетно и полезно. Я же говорю о колдунах, об истинных нечестивцах, предавшихся Люциферу. Не думают они про Страшный суд и кару господню, а лишь плодятся и увеличиваются в числе — и у нас, и у вас, и в иных странах, и даже в Святой земле, политой кровью Спасителя нашего. Повсюду видны их злые лики, а богомерзкие слова звучат в эфире и… Не понимая, к чему он ведет, я привстал и выглянул в окно. — Не вижу злых ликов. Оголодавшие, правда, попадаются.
Джек-Джон-Джим сокрушенно покачал головой:
— Здесь не видны. Но если вы пройдете дальше, к супермаркету и доске с рекламой, то узрите, брат мой, обличье колдуна и прочтете имя его и призыв, исполненный дьявольской гордыни. И это лишь один из многих! Серж Орнати, нечестивец, пособник Сатаны!
В самом деле, был у нашего универсама щит, а на нем — плакаты и листовки с объявлениями, и среди них встречалось и такое: мой бывший сосед с горящим магнетическим взором, в кольце самонадеянной надписи: “Серж Орнати: Бог предначертал, а я исправлю!” Перебор, конечно, но в рекламных агентствах служат сплошь одни атеисты.
Я поскреб в затылке, выдавил наивную улыбку и произнес:
— По странному совпадению, Джек, этот самый нечестивец был моим соседом. Из квартиры сто двадцать два.
Зрачки мормоныша вспыхнули, он вздрогнул, прижал святую книгу к сердцу и приподнялся, готовый бежать, обращать и спасать. Пришлось хлопнуть его по плечу, дабы привести в чувство.
— Спокойней, парень. Был сосед, да сплыл.
— Это как понять, брат мой? — Он перешел на русский. — Это есть ваша рашен идиом?
— Она самая. Русская идиома, и сосед мой тоже был русским, а потом сделался “новым русским” и переехал. Дом у нас, видишь ли, старый, в нем “новые русские” не живут.
Глаза у Джека-Джона-Джима округлились.
— А где они живут, сэр?
Я пожал плечами:
— На Кипре, Крите или Мальорке… Не знаю! И никто не знает. Ни УБОП, ни Интерпол.
— Что есть УБОП? Также рашен идиом?
— Не идиом, а аббревиатура, — ответил я и объяснил ему ситуацию. Почему бы и нет? Подписки о неразглашении остроносый с меня не потребовал. Осознав, что грешник исчез в неопределенном направлении и избавить его от геенны не удастся, мормоныш погрустнел. Нашлось у него еще несколько вопросов — все о том, как нечестивец Орнати дошел до жизни такой и нельзя ли спасти его супругу, его чад или хотя бы соседку, что обитает сейчас в сто двадцать второй квартире. Пришлось сказать, что жена у него мусульманка и проходит по другому ведомству, а чадо имеется одно, пятилетнее, и значит, юное и безгрешное. Оставалась соседка, и мой мормоныш желал познакомиться с ней с упорством, свойственным религиозным фанатикам и придуркам.