АДРЕС
Перышко скрипит: «Улица Индзастрой, 33 Б».
БРАТЬЯ, СЕСТРЫ, ДРУГИЕ РОДСТВЕННИКИ
Нет. Никаких. А впрочем! Алфику об этом неведомо, но Констанца Хеллот, которой положено дать свое согласие и заверить подпись несовершеннолетнего сына на заявлении, знает про одного родственника. Про младенца, что явился на свет раньше времени и не выжил. Она и Авг. Хеллот сумели вырастить Алфика, но не смогли подарить ему сестру или брата. Другие родственники? Нет!
ШКОЛЬНОЕ И ДРУГОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Алфик Хеллот был не из тех, кто, получив от кого-то удар, подставляет другую щеку. Хеллот-младший слыл красным. Этот сын Авг. и Констанцы — красный, что внутри, что снаружи, говорили люди, равно подразумевая вспыльчивый нрав, политику и рыжие кудри. «Пожар! Караул, пожар! Чердак горит!» — кричали мальчишки в других частях города, когда мы с Алфиком появлялись в их владениях. Или же пели в его честь что-нибудь торжественное, ехидно переиначивая слова. И не было случая, чтобы эти серенады не вознаграждались сполна. Алфик Хеллот заводился с пол-оборота, свирепел, бросался вдогонку за обидчиками и нещадно дубасил тех, кого удавалось поймать. Одно слово — красный. От природы, по нраву и по убеждениям. В школе качество это приводило к тому, что его частенько выставляли из класса в коридор или вызывали к директору за непочтительное отношение к высокомерным преподавателям, которые — говорил Алфик — чернили демократическое рабочее движение, и профсоюзы, и всех, кто пачкал свои руки простым физическим трудом, зато превозносили до небес богатых бездельников в учебниках истории и реакционных писателей.
Нет, красный и честолюбивый Алф Хеллот никому не позволял себя дурачить, будь то сам Гамсун. Да-да, Гамсун, Кнут Гамсун. Уж он-то особенно. В школе нам с Алфиком задавали на дом читать творения Кнута Гамсуна. Настойчиво призывали проникнуться мудростью великого писателя: «Следуйте примеру Гамсуна, больше общайтесь с природой! Учитесь у природы! Гамсун многому научился у природы!» Только что нацистское варварство запахали в землю на поле битвы, а школы руководимой рабочим правительством Норвегии уже норовили заставить нас вновь вытаскивать его на свет, читать книгу «Плоды земные», написанную нацистом и изменником родины, да к тому же проповедующую чистейшей воды фашизм. Во всяком случае, так рассуждал Алфик. Поистине велико коварство искусства! Что до меня, то я смирился, хоть от плодов земных в моей душе оседала одна мякина. Но не смирился Алфик! Правда, он никого не стукнул, только захлопнул книгу, отказавшись ее читать. Стиснув зубы, он потребовал другую книгу, за ней третью. Потому что роман о великой игре поборника новонорвежской речи Весоса тоже не снискал его расположения. Алфик снова забастовал. Но третьей книги ему не предложили. Никакого третьего романа, в котором Алфик Хеллот мог бы найти воплощение своих симпатий и воззрений, не существовало. А если таковой и был, никто не пожелал сказать об этом Алфику. Ему вообще не предлагали больше книг, все свелось к молчаливому согласию, что он будет избавлен от экзаменационных вылазок в литературные Палестины.