Алфик и тут стиснул зубы.
И все же был случай, когда он не стал стискивать зубы, а ударил, но ударил хладнокровно, не в приливе ярости. Первый удар нанесли преподавательские силы; Алфик напряг свои замечательные мускулы и нерешительно поднял перчатку. На нем впервые в жизни были боксерские перчатки. Он нанес ответный удар, нанес неумело, без уверенности в успехе. И попал.
Попал не очень сильно, так что в первом случае учитель физкультуры удержался на ногах. Все же он поневоле отступил на два шага, недоуменно покачал головой и несколько раз моргнул, прежде чем ноги обрели опору и восстановили равновесие. Учителю физкультуры хотелось, чтобы мы считали его своим парнем. Это составляло основу всей его педагогики. Хотя ему уже было под сорок, и за ним числилось участие в боях под Валдресом во время норвежской кампании 1940 года, и он был лейтенант запаса. Тем не менее он изображал своего парня, что не очень-то ему удавалось, так как он в то же время хотел быть отцом для своих парней. Словом, он воплощал в себе тугой узел неразрешенных противоречий; безнадежный тип. А мне он нравился. Теперь, задним числом, можно сказать, что, наверно, я понимал его агрессию и узлы, потому что сам был ими опутан. Оттого мне было легче мириться с его предубеждениями и офицерскими замашками. Разговаривая с нами, он нагибался вперед, как это часто заведено у младшего комсостава, наклонив при этом голову набок и смотря искоса в глаза тем, к кому обращался. Такая поза придавала его взгляду особую пристальность и проницательность, и к ней он, в частности, прибегал, вдалбливая в нас разные истины — например, что в наши дни молодежь безбожно балуют. Сама по себе молодежь вовсе не плоха, только бы ее не баловали.
И наш учитель физкультуры решил что-то предпринять. Для чего вдобавок к обычной программе закупил шесть пар боксерских перчаток. Чтобы дать безобидный выход нашей здоровой агрессии. Я-то быстро был забракован. Персон — он может быть секундантом, посчитал педагог и начал вдалбливать остальным науку более предметно — кулаками.
Разумеется, силы были неравные. Голые руки шестнадцатилетних противников свисали тонкими нитками по бокам щуплого тела, и на конце этих ниток болтались боксерские перчатки, смахивая на воздушные шары, а еще больше — на непомерно тяжелые гири. Лицо над защитной стойкой — словно яркая лампа, погасить которую ничего не стоит: хоть кулаком ударь, хоть задуй.
Учитель с каждым проводил по тренировочному раунду. Он подзадоривал, заводил, стремясь активизировать в нас волевые задатки, быстроту реакции, контролируемую свирепость. Пробудить инстинкт убийцы, говорил он, бешенство, ярость, неистовство. Показывал исходные стойки, простые встречные удары, уязвимые точки, кое-какие трюки, которые, по его словам, могли пригодиться в жизни.