Прощай, Сюгаты. И старик отец, и ты, Иван Карпыч. Спасибо, что приняли так радушно, - это редкость по большому Семиреченскому тракту. Все чаще встречи наши были скандальные, шумливые, то с просьбами, то с угрозами. А тут, на-ко, дружно как, по-приятельски, приголубили!
Мы в две тройки покинули гостеприимную хибарку. И долго-долго еще видели, как на крыльце стояла вся семья Ивана Карпыча, и они глядели в нашу сторону, кивали головами, махали руками. Мы делали то же, оглядываясь ежеминутно из своих просторных ковчежных шарабанов. Горы нас разделили, станция скрылась из глаз. Возница-киргиз сидит неподвижно на отрепанном облучке и журчит про себя не то песенку, не то рассуждает вслух торопливым речитативом.
- Кароши козяин, - вдруг обернулся он ко мне и с ухмылкой мотнул головой в сторону станции.
- Что?
- Хе! - усмехнулся он. - А, ну, ну... - и, чмокнув, ударил вожжами.
Я оживил без повторения в памяти у себя произнесенные им звуки и догадался, что возница говорит про Ивана Карпыча.
- Да, кароши, кароши, - поддакнул я, обрадованный, и зачем-то говорил "кароши", а не просто "хороший". - Кароши козяин Иван Карпечь...
И понял, что глупо мне ломать язык и уродовать слова, что говорить надо как следует.
- Эй, друг, - обратился я к нему полными, отчетливыми словами, - а чем он хороший человек? Что же, он помог тебе, что ли, чем?
- Кароши, - повторил возница не оборачиваясь, - хлеб кормит, хатын* кормит, дети кормит... Кароши...
_______________
* Х а т ы н - жена.
- А много у тебя детей?
- Дети многа... Все дети есь... Шеся человек...
- Ну, и голодно вы живете? Трудно?
- А кароши... хлеба... - повторял он только знакомые слова и никак не мог подобрать целую фразу. Но лишь только заслышит знакомое слово, сейчас же быстро обертывается на облучке и с сияющим, торжествующим лицом усиленно кивает головой:
- Та-та, ай-та...
И сам улыбается доброй широкой улыбкой...
- А что твоя хатын делает?
- Хатын делаит... хатын делаит: мата*, - вдруг заявил он и оборвался, неуверенный - пойму я это или нет.
_______________
* М а т а - особый, довольно грубый материал местного
производства.
- Мата. Знаю мата, - снова сфальшивил я на падеже. - Мата хороший... Мата крепкий...
- А, мата, ай-ай... - и он высоко, в знак удовольствия вздернул кнутовище и, присвистнув по-особенному, как присвистывают только возницы-киргизы, ударил по лошадям. Кони побежали быстрей. Азан, так звали возницу, не раз еще высказывал мне свое удовольствие по разным исключительным случаям: в лужу ли засыплемся слишком глубоко, утки ли дикие подымутся в стороне, или навстречу покажется тройка, спускаясь по склону, - Азан отзывается на все живейшим образом: до всего ему дело, все его занимает и волнует и даже приводит в восторг.