И Маша и Федя заметили, что в доме все сияло особенной чистотой. Двери и окна были недавно покрашены, а стены побелены.
В большой комнате стоял письменный стол на двух тумбах. На столе лежали книги, а в центре в овальной коричневой рамке стоял портрет красивой молодой женщины. По ее большим глазам, глядящим с любопытством и радостью, по ее открытому лбу и полным, правильной формы губам можно было безошибочно догадаться, что это мать Никиты Кирилловича.
Между окнами стоял небольшой книжный шкаф.
Маша встала, подошла к нему, с интересом взглянула на книги. Здесь было в черном с золотом переплете Полное собрание сочинений Льва Толстого, синие с серебром книги Малой советской энциклопедии, тома Сочинений Ленина в желтых картонных папках, различные брошюры по сельскому хозяйству.
В комнате, кроме стульев да небольшого столика с радиоприемником, больше ничего не было.
– Кто же все это делает вам? – развела руками Маша, возвращаясь на прежнее место. По-видимому, она имела в виду домашнее хозяйство.
– А вам кто делает? – с улыбкой спросил ее Никита Кириллович.
– Странный вопрос, – пожала плечами Маша, – конечно, сама.
– Ну и я, конечно, сам. Чем я хуже вас?
– Совершенно верно, Никита Кириллович, – сказал Федя. – Я часто думаю: почему так – женщины могут заниматься и государственными делами и домашним хозяйством, а мы нет? – Он помолчал немного и добавил: – Но я решительно не понимаю, зачем одному такие хоромы!
– Ну, не всегда же я буду один, – ответил Никита Кириллович, не отрывая взгляда от лица Маши и чуть улыбаясь, будто радуясь ее смущению.
Маше казалось, что в этот день Никита Кириллович задался целью непрерывно заставлять ее краснеть и смущаться.
– Конечно, вы женитесь, и у вас будет семья, – просто сказал Федя.
– Я убежден в этом! Но вот до тридцати двух лет не встречал девушки, которая бы мне полюбилась.
– Ну, в сорок два встретится… – засмеялся Федя.
– Нет, в тридцать два я ее все-таки встретил, – перебил Федю Никита Кириллович.
– Ну так желаю, чтобы и вы ей полюбились, – еще веселее засмеялся Федя, но в душе он почувствовал какую-то неловкость от слишком откровенных слов Банщикова.
– Обязательно полюбит, – горячо ответил тот, и снова его сияющие глаза устремились на Машу.
Теперь Федя понял, что Никита Кириллович не шутит, а говорит о самом сокровенном.
Установилось долгое неловкое молчание. Его прервал Никита Кириллович.
– Мария Владимировна говорила мне, что вы увлеклись поисками свет-травы, – обратился он к Феде. – Интересно, что на это натолкнула вас легенда…
– Но пока эти поиски не увенчались успехом, – ответил Федя и рассказал о записях Саниного деда и о том, как все собранные травы были отвергнуты Савелием Пряхиным.