— И что, Андрей Павлович, никак за это дело на Тархова нельзя было наехать?
— Да меня все, включая Гунякова, увещевали не связываться… Предлагали взять у этого гада подержанный «жигуль» в качестве отступного и замазаться. Само собой, я послушался. Ведь все, начиная с Гунякова и кончая Тарховым и Остапенко были в одной обойме. Для них главным считалось не зарываться, а все остальное позволено… Тархов, к тому же, ретивый горлопан был. При Андропове несколько процессов здесь случилось над несунами и валютчиками, Тархов общественным обвинителем выступал. Всем обвиняемым, благодаря ему, прикнопили еще измену родине и сунули по пятнадцать лет. Однако при Меченном он хоть и потявкивал насчет идеалов и принципов, но в экономических передовиках числился… Тогда вся наша знать свою власть в денежки обернула, причем без всякого риска и шухера…
Крутихин дохлебал ушицу, с сожалением взглянул на бутылку «Столичной», которую пока нельзя, удалился в дальнюю комнату и вернулся с какими-то бумажками.
— Вот, Леня, копии платежных поручений на перевод денег с счета горкома партии на счет благотворительного фонда "Спасем Урал". По учредительскому договору, также беспроцентная ссуда, также оплата каких-то таинственных культурных мероприятий. Вот в начальники этого фонда Гуняков и подался, когда Ельцин комитеты партии прикрыл.
— Итого переведено триста тысяч рублей. Сумма вроде небольшая.
— На невеликую сумму, Леня, тогда было можно ухватить много чего, при хороших-то связях и умении простимулировать руководящих товарищей. От предприятий получить здания и машины в аренду со смехотворными платежами, оборудование из сверхнормативных запасов по остаточной стоимости, автомобили, якобы списанные по старости, а на самом деле самые новенькие. Можно было приобрести ценные минералы по госцене, чтобы потом перепродать их по биржевой, это включая самые редкоземельные металлы. Учти возможность легкого получения квот на валюту по самому выгодному курсу — один к двум. Кроме того, пайщиком и соучредителем фонда стал наш горнодобывающий комбинат и, самое главное, горком комсомола, то есть Филипп Тархов.
— Он что, уже тогда миллионером был?
— Конечно, Леонид. При горкоме ВЛКСМ по лигачевскому почину было организовано три или четыре НТЦМ с кучей разных льгот. Там наши директора обналичивали для себя безналичку с помощью всяких липовых контрактов. Тархову от этих дел изрядно перепадало.
— Андрей Павлович, почему же Беленков использовал ваши копии не для нормального судебного процесса, а лишь для шантажа?
— Какой судебный процесс? Не смеши. Эти платежки вполне в рамках тогдашнего закона, а весь компромат надо было выкапывать. Допрашивать, обыскивать, сличать сотни документов. Кто этим занялся бы, люди Остапенко что ли, или Хоробров со своим начальством? Я же говорю, одна обойма. Она еще лет пятьдесят крепкой будет, передавая свою мощь по наследству, младшим братишкам-сестренкам и детишкам. Вот, например, Ленка, сестрица Тархова, хоть и не главный редактор, а фактически командует и газетой, и типографией.