Магриб (Ахманов) - страница 149

– Благословен Аллах! – произнес аль Рахман и, скрестив ноги, уселся на подушку. Кроме арабского и турецкого, он неплохо говорил на трех европейских языках, английском, французском и испанском.

– Воистину благословен! – хором откликнулись Серов и де Пернель.

Рик подал горячий кофейник, Абд аль Рахман пригубил первую чашку и сказал:

– Девяносто курушей за сверток пойдет?

– Сто двадцать, и ни курушем меньше! – ответил Серов. – Прокляни меня Аллах, если я уступлю хоть одну акче!

Считалось, что аль Рахман ходит к реису Мустафе и его помощнику Пиркули, чтобы сторговать оставшееся сукно. Первая его цена была семьдесят курушей за рулон ткани, а Мустафа и Пиркули требовали сто пятьдесят. За десять последних дней цены несколько сблизились, но консенсус был еще далекой перспективой.

На крышу поднялись Деласкес и Хрипатый Боб, уселись на подушки – Мартин с привычной ловкостью, а Боб трижды проклял дом, в котором нет ни единого стула. Аль Рахман неторопливо прихлебывал кофе, сопел и жмурился от удовольствия. В Алжире, как и положено в восточной стране, спешить не любили. Наконец лазутчик допил первую чашку и произнес:

– Мои посланцы вернулись и принесли важные новости. Хвала Аллаху, все они целы. Никто не попался на глаза гиене Одноухому и его приблудным псам.

– Это говорит о ловкости и искусстве твоих людей, – сказал Серов.

– Они подобны змеям – так же стремительны, изворотливы и невидимы, – продолжил рыцарь де Пернель.

– Аллах возлюбил их, скрыв от недостойных взоров, – добавил Мартин Деласкес.

Но аль Рахман молчал, ибо все присутствующие должны были вознести хвалу его разведчикам. Вспомнив об этом, Серов покосился на Хрипатого. Тот нехотя буркнул:

– Твои паррни молодцы. Хрр… Я бы отвесил каждому по дюжине линьков, да вот нет подходящего инстррумента.

Хоть аль Рахман и был способен к языкам, но про линьки не знал и слова такого не ведал. Решив, что речь идет о награде, он благосклонно кивнул головой и принялся рассказывать.

Поместье Карамана располагалось на побережье, милях в тридцати пяти к востоку от Алжира, и было чем-то вроде удельного княжества. В бухте, хорошо защищенной от зимних штормов, стояли восемь его кораблей, а на берегу раскинулась целая деревня, где жили мастера-корабельщики и другие умельцы, знавшие, как шить паруса, лить пули, чинить оружие и снаряжение. За этим поселением, ярдах в шестистах, стояли большие дома для экипажей, окруженные валом и частоколом, а дальше начинался господский сад с апельсиновыми и персиковыми деревьями, яблонями, сливами и прочей растительностью, дарившей плоды и тень в знойные дни. Караманова усадьба, большое трехэтажное строение в мавританском стиле, находилась в саду, и с юго-запада к ней примыкали конюшни, птичники, поварни и кладовые с всевозможными припасами. На юго-востоке, ближе к предгорьям, высилась сторожевая башня римских времен, заботливо подновленная и служившая тюрьмой для самых ценных пленников. Гребцов с галер держали в крепких сараях рядом с домами пиратов, трудившихся в саду рабов – в каморках у конюшен, а для свежего и еще нерассортированного улова предназначалась яма-зиндан около башни.