Следом за этой процессией, тащившей богатства Востока, явился Хрипатый Боб, а с ним – три сарацина в белых одеждах. Один был почтенным старцем с бородой до пояса, другой тоже пожилым, тучным и осанистым, тяжко вздыхавшим на каждом шагу. Третий, тощий и вертлявый, казался рангом пониже; он шел за первыми двумя, испуганно озираясь и что-то бормоча под нос.
Серов с удивлением нахмурился.
– Это что за три волхва?[44]
– Хрр… Старрички от прравителя этой дырры и при них – толмач, – доложил Хрипатый. – Выкуп обещают. Чтобы мы, значит, не брросали ядерр в их гадючник.
Толстяк, отдуваясь, повел рукой, и тощий выступил вперед.
– Мой, недостойный, говорить на инглиш. Кади Хасан ибн Фатих аби Хамза, светоч правосудия, спрашивать: как твой почтенный имя? Откуда ты пришел, ага? И зачем громишь город?
– Я ищу женщину по имени Шейла и своих людей, захваченных Караманом, – сказал Серов. – А пришел я с запада, из-за океана, и зовут меня капитан Серра.
– Реис Сирулла? – переспросил тощий.
– Дьявол с ним, пусть будет Сирулла! Где Караман?
– Караман нет. Ушел! – Рука тощего вытянулась в сторону моря. Потом он низко поклонился, сложив ладони перед грудью. – Ля илляха иллялах, Мухаммад расулла… Мудрый кади говорить, мой перекладывать речь почтенный акил, чтобы текла из мудрый уст в благожелательный уши реис-ага и расцветала в них, как роза в сад Аллаха. Мой…
– Смолкни, – приказал Серов. – У меня есть свой переводчик. Ну-ка, Мартин, узнай, что им нужно.
Деласкес заговорил на арабском, тучный ответил, морщась после каждого слова так, будто в глотку ему вливали уксус. Бородатый старец уставился на море, пальцы его двигались, перебирая четки, губы беззвучно шевелились – должно быть, он читал молитвы. Тощий переводчик отступил назад, спрятавшись за спиной толстяка.
– Это посланцы эмира, дон капитан, – молвил Деласкес, перейдя на английский. – Тот, что с четками – улем, служитель Аллаха, а другой – кади, городской судья. С ними катиб правителя… это как писец в западных странах, помощник во всяких делах, тайных или явных. Он…
– Секретарь, – подсказал Серов. – Значит, улем и кади… Важные персоны! А почему этот писец назвал их акилами?
– Акил означает мудрец, – сообщил мальтиец. – Улем и судья – самые мудрые люди в городе. Конечно, не считая эмира, который их прислал. Они говорят, что Караман удалился из гавани и что он – не их человек, даже не магрибинец, и они за него не отвечают. Они просят – ради Аллаха и христианского бога! – не обстреливать город и не губить людей. Они говорят, что хоть наша и их вера различны, но Аллах и Христос благоволят милосердным, добрым и щедрым. Они готовы заплатить и хотят услышать цену.