Но — от матери — болезненная нежность к знакам прошлого, протянутая в мир любовная причастность к людям, животным, даже к растениям, предметам — такая слитость позволяла сохранять в себе живой образ мира и видеть то, что равнодушный глаз вовек не различит, не заметит. Из того же источника — их фантазии, их сказки, их детство, проведенное на природе — в Тарусе на Оке в пансионах за границей и в таинственно- религиозной, первопрестольной и златоглавой Москве… Чувства, ощущения были воспитаны матерью.
Чудесна была в девочках психологическая близнецовость, — одним и тем же голосом, одними словами, одновременно — в унисон сестры, как сиамские близнецы, отвечали на обращенный к ним вопрос. Сходно-выращенный мир души при явной разнице характеров.
Может быть и таинственное качество — видеть одни и те же сны — от матери-ясновидящей?..
Многие цветаеведы удивленно поднимут брови при таком утверждении, тем не менее, из той трагической кантилены, коей звучит жизнь сестер, этого тайного слова тоже не выкинешь…
Мария Александровна Цветаева действительно была ясновидящей, видела вещие сны, в которых преодолевала время и расстояния.
Тому подтверждением — семейные легенды Цветаевых, которые мне рассказывала не раз Анастасия Ивановна, в перерывах меж часами работы над рукописями. Некоторые из легенд ею кратко записаны:
«Однажды с мамой после того, что она ездила в концерт, случилось удивительное: вернувшись из театра, она увидела, что на ней нет ее любимой броши — слоновая кость тонкой работы в золотой оправе — с рельефом женщины в профиль у рояля.
Мама расстроилась: был дедушкин подарок. Поискав с дворником, несшим фонарь, потерю по Трехпрудному переулку, она легла огорченной. Увидела сон:
Камергерский переулок, утро, первый снежок. Она идет по левому тротуару, перед ней — горбик снега, возле него — желтое. Брошь, — думает мама. «Нет, не может быть. Это осенний лист». Подошла ближе, нагнулась и подняла свою брошь. Подняла — и проснулась. «Я пойду искать мою брошь, — сказала она. И хоть убеждали ее, что тщетно, что поздно, что сто раз успели поднять, она пошла. Одно из сна верно, — сказал ей кто-то вслед, — сегодня первый снег. Мама вернулась потрясенная, с брошью. Явь оказалась точной копией сна: левый тротуар, горбик снега, и — желтое.
Ну теперь-то уж наверняка желтый лист, сказала она себе с горечью. Подошла — на тротуаре, под ногами идущих, в одиннадцатом часу утра лежала ее золотая, желтой кости, довольно крупная, круглая брошь».
«Был еще один удивительный сон в маминой жизни. Мама давно мечтала играть на гитаре. Гитара была куплена, но не было учителя. И в тщетных поисках мама увидела сон, что идет по пустынной улице, входит в высокий дом, поднимается по лестнице в верхний этаж и читает на металлической табличке: «Учитель игры на гитаре Шульман». Мама позвонила. На звонок к ней вышел старик с седой бородкой…