Экипаж мистера Найта ждал возле дома, и лакей, одетый в черную с серебром ливрею Найтов помог ей забраться внутрь. Мистер Найт последовал за ней и уселся на противоположное сиденье спиной к кучеру, как это сделал бы любой джентльмен.
Он выглядел как благовоспитанный мужчина, хотя и несколько высокомерный. Китти проклинала свою гордость, помешавшую ей получше расспросить Битти о женихе. Если бы только она не увлеклась так своими переживаниями!
Но даже если ее семейство и хотело посвятить ее в их планы на будущее, то родители никак не намекнули на это. Мамочка иногда почти что выгоняла Китти из комнаты во время таких обсуждений.
А когда она попросила папочку поделить наследство Битти, доставшееся ей от бабушки Мелроуз, папочка весело погладил ее по голове и попросил не забивать себе голову вещами ее не касающимися.
И правда, наследство Битти, строго говоря, не было делом, имеющим к ней отношение, потому что бабушка, которая умерла как раз перед рождением близнецов, со всей ясностью подчеркнула — состояние должно достаться старшей дочери.
Старшей не более чем на полчаса. Несправедливость этого решения болью отзывалось в сердце Китти с тех самых пор, как девочки подслушали разговор родителей, обсуждающих наследство. Начиная с этого дня, Битти никогда не позволяла Китти забыть это. Каждый спор, каждая ссора обязательно заканчивались тем, что Битти выпрямлялась во весь рост и величественно заявляла:
— Да, но наследницая.
Не то чтобы у Битти не бывало совсем никаких проблем, в частности, с одним охотником за приданым, который пытался принудить ее к браку. Но кроме Джона Таттла и его дружка Уэсли Меррика ведь были еще и другие мужчины ухаживающие за Битти: очаровательные, невозмутимые и респектабельные. Был даже один обедневший баронет.
И все же Битти выбрала мистера Найта, который — насколько Китти знала — ни разу не пресмыкался перед ее сестрой. Он просто появился в один прекрасный день с предложением, недолго поговорил с Битти наедине, а затем, получив ее согласие, отправился в кабинет папочки, где они быстро уладили это дело.
Слегка приподняв поля шляпки, чтобы они не закрывали обзор, Китти изучала сидящего напротив нее мужчину. Его профиль отчетливо вырисовывался на фоне небольшого окошка, куда он уставился с очевидной скукой на лице. Его карие глаза казались сейчас почти черными, и Китти была вынуждена признать, что чеканная линия его подбородка соответствовала ее мужскому идеалу.
Как будто почувствовав, что она смотрит на него, он повернул голову и устремил на нее взгляд, вопросительно приподняв бровь. Как это раздражает. Разве не может он выдавить из себя хоть слово и спросить собственную жену, о чем та думает? Неужели ей нужно просто реагировать на его жесты, словно хорошо обученная собака?