— Дочерь мою.
— Вы, дядя, ошиблись, здесь Саша с Анатолием живут, это, может, в следующем подъезде?
Кузьма опешил.
— Дык как же? — И он стал рыться в боковом кармане пиджака, ища конверт, на котором точно обозначена шестьдесят первая квартира.
— Лутошкина ее фамилия, — настаивал Кузьма, — тут она должна жить. Я вот ей картошку привез.
— Нет-нет, что-то, дядя, вы путаете. Здесь живут Кузнецовы, а не Лутошкины.
— Так это ж по мужу ее так! — обрадовался Кузьма. — А Шурка — это по-домашнему ее кличут, в Хорошаевке у нас. А тут, ясное дело, Саша она.
— А вы отец ее? — С лица женщины пропала улыбка.
— Отец — не похож разве?
— Вот я и вижу. Знаете, уехала Саша на сборы. Вместе с Анатолием. Пятнадцатого будут.
И подкосились ноги у Кузьмы.
Сборы, сборы… Кузьма был наслышан про них от Шурки. Это перед соревнованиями их устраивают. Бывает, на неделю, бывает, дольше. Вот это угодил он в гости!
Женщина жалостливо посмотрела сквозь очки на Кузьму, потом вдруг вскрикнула:
— Извините, у меня там кипит!
Захлопнула дверь. А Кузьма остался стоять один.
Что делать, черт побери?! Попросить эту очкастую оставить у себя мешок с картошкой, пока Шурка не вернется? Неудобно второй раз человека тревожить. К другим соседям, что ль, позвонить? Пусть у них постоит, так и быть. Подтянул мешок к следующей квартире, позвонил. В дверях вскоре появился хозяин — толстый дядя, в одних трусах и не стесняется ни капли. Спросил в упор:
— Что?
Кузьма переминался с ноги на ногу.
— Вот картошка у меня…
— Ворованная? — Голос у хозяина — как из трубы оглушает.
— Своя, своя. Дочери вот привез, а ее нету.
— А я, гражданин, при чем?
— Пусть у вас картошка постоит.
— Во придумал! Может, она ворованная.
И толстый мужик захлопнул дверь. Ключ в замке повернул для большей безопасности.
Не ожидал Кузьма такого, не ожидал. Пятьдесят километров вез картошку, мучился, а на кой ляд? Нету Шурки дома. На сборы уехала… И этот, Анатолий ее, тоже хорош. Таскается с ней заодно, лучше б приструнил, дома сидеть заставил. Так нет, не накатаются никак! Ребенка вон из-за этого велосипеда не хотят заиметь.
Куда девать мешок, будь он неладен? Не оставишь же его у дверей до пятнадцатого числа! А обратно Кузьма его ни за что не повезет. Пусть уж лучше тогда тут стоит, на лестнице. Ну, может, кто и возьмет килограмм-другой — не жалко, а Шурке е Анатолием все равно сколько-нисколько достанется.
«А правда — оставлю, — обрадовался идее Кузьма. — Сегодня восьмое уже, а через неделю и они вернутся. За неделю ничего с картошкой не случится. А старухе скажу: у соседей оставил…»