— Я к тебе, Никита Андреевич, утречком раненько забегу, — на прощание прошептал Шняга, подмигивая Нику по очереди обоими глазами.
Рядом с одинокими воротами (одинокими — по причине полного отсутствия собственно забора) стояла потрёпанная ветрами скульптура — чукча в компании с северным оленем. У оленя в наличии был, почему-то, только один корявый рог.
Чуть в стороне от скульптуры обнаружился и настоящий чукча — тоже потрёпанный и непрезентабельный, без оленя, но с картонной коробкой. В коробке весело копошились лобастые щенки.
Увидев подходивших к нему людей, чукча заметно оживился.
— Здрасте, дядьки, чайку бы, а? Отработаю чем или на щенков поменяю: один щенок за одну пачку чая. Может, сговоримся, дядьки? А? Хорошие щенки, злые! Волками вырастут, зуб даю! — Щёлкнул ногтем большого пальца по своему единственному чёрному зубу.
— Обойдёшься, гнида. — Эйвэ невежливо отодвинул просящего в сторону и пояснил: — Спиртного им совсем не продают — строго запрещено. Так они чифирить моду взяли. За пачку чая на всё готовы. Но лучше вовсе ничего им не давать. Логика у них железная: если кто один раз чего дал, значит, и второй раз дать может. Полгода потом будет следом за тобой ходить и канючить слёзно. А если за щенка пачку чая дашь — совсем замучит. Будет каждый день щенков приносить. Говоришь ему, не надо, мол, больше щенков. А он, морда тупая, думает, что этого конкретного не надо, — мозги у него так устроены. Назавтра другого обязательно притащит! Послезавтра — третьего. И так — до бесконечности. Так что учти на будущее.
Певек этот даже посёлком нельзя было назвать. Так, второстепенный опорный пункт или стойбище неорганизованное, что вернее.
Три сборно-щитовых домика американских, с пяток халуп, сколоченных из фанерных ящиков, два десятка землянок, вырытых в склоне пологой сопки, да множество чукотских яранг, разбросанных в беспорядке по всей округе.
Одни яранги — большие, куполообразные, крытые старой парусиной; другие — маленькие, с крышей из моржовых шкур и кусков тюленьей кожи.
— Вот это — Чаунская бухта, или губа, тут уж как кому больше нравится, — с видом музейного гида вещал Эйвэ, размахивая руками. — Видишь, вон там тянется гряда сопок? Самая высокая из них называется Пээкиней. От этого названия и Певек получился, после трансформации уродливой. Легенда здесь ходит, что в очень давние времена на склонах этой сопки шла ожесточенная война чукчей с коряками, или юкагирами там, к примеру. Горы трупов образовались. А хоронить негде — вечная мерзлота кругом. Отсюда и название Пээкиней — "дурно пахнущая гора". К югу, за теми сопками, и зоны начинаются, штук пять, новые совсем. Что характерно, только два побега здесь случилось. Этот Сомов, с которым вы в Магадане беседовали, да неделю назад девчонка одна в бега подалась. Наверно, песцы уже и все косточки её обглодать успели…