Вот он и получил прекрасную возможность реабилитироваться в глазах своей юной напарницы — за прокол с ханжескими взглядами на взаимоотношения полов.
— Для опытного человека — абсолютно все задания выполнимы, — глубокомысленно изрёк Денис, надевая на физиономию высокомерную маску графа Монтекристо. — Я поступлю очень просто: прибуду в Синюю долину раньше этих испытателей на неделю-полторы, тщательно спрячусь в укромной пещере, заложу вход, замаскируюсь, оборудую место для скрытой съёмки, ну, и так далее…. Извините, но не хочу раскрывать все свои профессиональные секреты…
— Конечно, конечно, — потерянно проговорила Анхен.
Он с удовольствием отметил, что щёки девушки слегка порозовели, а взгляд стал гораздо менее уверенным.
— Знаете что, милая Анхен, — Денис решил проявить благородство. — Мне очень нужна ваша помощь.
— Всё, что угодно! — горячо заверила девушка, преданно заглядывая ему в глаза.
«А ведь, похоже, что она действительно в меня втюрилась!», — недовольно (или — довольно?) усмехнулся про себя Денис…
Представление было разыграно как по нотам: с чувством, толком и расстановкой. Через два дня после своего внезапного заболевания Денис был выписан из больницы, ходил по Лонгьиру стариковской шаркающей походкой, весь бледный и несчастный из себя, жалуясь каждому встречному и поперечному на головокружение и общую слабость.
А ещё через недельку, во время празднования в Офицерском клубе дня рождения герра фрегаттенкапитана, он незаметно для окружающих проглотил круглую розовую таблетку, вручённую ему накануне напарницей.
Последствия не заставили себя долго ждать: обильная рвота — прямо за праздничным столом, несимпатичные судороги, сдёрнутая на пол скатерть, разбитые фужеры и тарелки, опрокинутые бутылки с дорогими коллекционными винами, и, в качестве достойного финала, глубокий обморок, сопровождаемый разбитой до крови головой.
Неприятны были Денису такие дешёвые фокусы, да ничего не попишешь: интересы дела, как известно, превыше всего…
На следующий день дверь его палаты приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась физиономия Лукаша Пушенига.
— Входите, дорогой оберштурмбанфюрер, входите! — усталым и недовольным голосом попросила Анхен, изображая из себя усердную сиделку, честно продежурившую у постели больного всю долгую ночь.
Скрипя кожаными ремнями, вошёл Лукаш — в чёрной эсэсовской форме, слегка смущённый и неуверенный, будто готовый к очередной показательной выволочке, которая и не заставила себя долго ждать.
— Как же так, герр Пушениг? — горестно воскликнула девушка. — Вы же обещали мне — внимательно присматривать за сеньором Рамосом, заботиться о его пошатнувшемся здоровье. Ведь обещали?