Но статистика статистикой, а дядю искать надо. Вопрос - где.
Я знала, что другого кладбища в Озерске нет. Значит... Значит...
Ексель-моксель! Прадедушкин склеп!
Но как им удалось впихнуть туда еще и дядю?
Ругая себя на чем свет стоит, я вернулась назад, к сторожке смотрителя, свернула налево, прошла мимо заколоченной церкви и оказалась в самой старой части кладбища.
Белую фамильную часовенку я нашла быстро. Нагнувшись, пошарила под камнем, поросшим мхом, и нащупала полуистлевшую тряпицу, в которую был завернут обильно смазанный жиром ключ. Шагнула вперед, наступила на третью слева плиту и вставила ключ в замочную скважину. Замок охотно щелкнул, и дверь отворилась.
Кромешная тьма, обступившая меня, удушливо пахла замурованными цветами. Значит, я не ошиблась: он здесь. Протянув руку, я нащупала керосинку и чиркнула зажигалкой. Потом спустилась по узким крутым ступенькам.
Букеты умерших цветов стояли повсюду - на полу, на каменном парапете,
на плитах с именами моих предков. Егор Привалов. Александр и Кузьма
Егоровичи. Сашенька и Екатерина Ланская-Привалова.
Прасковья Егоровна и Карл Приваловы. Рядом с дедушкиной плитой стояла штуковина, отдаленно напоминающая усеченный артиллерийский снаряд. Ее подпирал еловый венок с алой лентой, расправив которую, я прочитала:
"Любимому брату и дяде от безутешных родных" .
Запалив лампадку возле темного образа, я разобрала витиеватые строки:
Моряк, ступивший на берег родной, Охотник, спустившийся с гор, - Я там, куда шел давно...
По стенам метались тени, разбуженные неярким светом лампы. Но это свои тени, родные. С ними не страшно. Я могла бы поклясться, что под ногами больших теней путалась одна маленькая и самая шустрая.
Сашенька?
А? а? - разнесло эхо.
Странная штука - память. Можно забыть, что было вчера, кто ты и откуда, а можно помнить о людях, которых никогда не знал.
Одной рукой я смахнула слезу, другой - пыль с образа. Свалила завядшие розы в кучу. Потом расставила по углам полевые цветы, которые нарвала по дороге на кладбище. Получилось скромно, но со вкусом. Присела. И вдруг услышала пение. Нет, не ангелов. Если ангелы и поют, то не оперные арии.
"Тучка со-громом сгова-ари-ва-лась..." - старательно выводил тонкий, вибрирующий голосок, сильно приглушенный стенами часовни, - ...выйдут девицы за я-а-агодами..."
Нет, в таких условиях скорбеть невозможно!
"Вслед им молодцы увя-яжу-утся..."
Поспешно задув лампадку, я вынырнула из фамильного склепа и огляделась в поисках певуньи.
Ни-ко-го. Стояла мертвая - мертвее не бывает - тишина. Ни щебета птиц, ни шелеста листвы. Опять глюки? Я закрыла замок, спрятала ключ под камень и направилась к воротам.