Без лишних церемоний Мэрилин взяла ручку и подписала контракт. Затем она вопросительно посмотрела на Майлса.
— Похоже, ты добровольно собираешься лишить себя всякой надежды хоть чем-то поживиться с нашего брака.
— У меня не будет для этого никакой возможности, — торжественно доложил ей Майлс.
— Мое богатство полностью защищено?
— Оно словно в самом надежном сейфе, за непроницаемым железным занавесом.
— И, несмотря на это, ты по-прежнему хочешь на мне жениться? — нежно спросила она чуть смущенным тоном.
Майлс прижал ее к себе и сказал:
— Еще сильнее, чем прежде.
Ригли больше не мог сдерживаться. Переводя взгляд с Майлса на Мэрилин и обратно, он разразился слезами. Все это было так… романтично. Его босс, величайший адвокат Майлс Мэсси, оказывается, был и величайшим героем-любовником в классическом понимании этого слова: как Сирано де Бержерак, Данте Алигьери, Фрэнк Синатра…
— Ну что ж, дети мои! — Мистер Маккиннон довольно потер руки и многозначительно оглядел халаты с эмблемой «Цезарь Паласа». — Килты напрокат брать будем?
Майлс согласился на предложение Маккиннона воспользоваться его гардеробом.
В итоге они с Ригли нарядились в синие блейзеры и клетчатые килты расцветки двух родственных шотландских кланов. Выбор нарядов не занял много времени, и теперь они стояли у алтаря, поджидая Мэрилин. Вскоре появилась и она — в лихо заломленном берете и изящно накинутой на плечи шали из вездесущей в этой часовне шотландки. Майлс никак не мог наглядеться на свою невесту. Казалось, что она вся светится от счастья.
Разместившаяся позади них органистка с подсиненными седыми волосами неторопливо заиграла вариации на тему «Песни гавайских воинов». Мистеру Маккиннону явно не без труда давалось чтение вслух сложного по синтаксису текста церемонии.
Еще большие сложности вызвали у него заклинания индейцев арапахо, приветствующих новый день. Если бы не своевременное вмешательство Ригли, мистер Маккиннон запросто мог бы пропустить целый куплет, очень важный по смыслу. Заливаясь слезами, Ригли объяснил, что приветствие новому дню было выбрано им не случайно. Именно в том фрагменте, который оказался под угрозой, заключалась основная метафора древнего заклинания: с точки зрения Ригли, вступающие в священный брачный союз встречали рассвет нового дня, знаменующего новую эру в их жизни. Поняв, что сочувствия от мистера Маккиннона ему не добиться, Ригли решил восполнить зияющий пробел лично. Всхлипывая и утирая слезы, он забубнил:
О, великий Отец Солнце!
Тот, что отдает свое семя Матери Земле!
Приди, приди к ней скорее,