— Мне было интересно, ступит она во время или нет. Я и держащая нити спорили, готов ли человек войти во время. Сейчас понимаем — готов. И не только она. — Броллахан смотрит на нас искательно-умильным взглядом. Ему явно хочется еще раз выиграть у Кали, которая не верит в безбашенность мутировавших приматов. Интересно, на что они спорят? На окаменевшие яблочки с древа познания?
Эта двоица раздражает меня несказанно. Почти так же, как меня раздражает и наша двоица. Ведь не вздумай мы в ту ночь порезвиться в лунном свете… Теперь нам придется заплатить за все легкомыслие разом — и за наше собственное легкомыслие, и за легкомыслие богов, держащих наши судьбы в своих многочисленных пальцах.
Мы подошли к истоку. К истоку рек времени, пробившемуся, когда в мир пришла смерть, и время осуществилось и начало бег свой. В самой сердцевине умершего и окаменевшего Эдема в каменном русле текло время. И уносило свои бесценные потоки вдаль, под своды. Гулкие и осклизлые, как и положено.
Подошли мы с Геркулесом и встали по обе стороны от истока, будто двое мифических стражей. Стоим. Созерцаем. И думаем хором: куда нас занесет? У кого б спросить: куда она течет, эта река, к каким берегам?
Первой додумалась я. А Дубина первым сделал шаг. Он всегда так — не поймет, а делает. Удержать невозможно. Дубина.
Вот и я не смогла. Успела только крикнуть: "Не на…" — "до!" прозвучало уже когда Геркулес исчез. Просто растворился в плевом родничке размером с мою ладонь. Истек туда, где всегда мечтал быть. И куда мне нипочем не попасть. Потому что я не знаю, где обитают его мечты.
Кали, не отрываясь от техобслуживания судьбоносной паутины, протянула руку броллахану. Ладонью вверх. И он по ней хлопнул. Своей невоплощенной ладонью. Даром, что невоплощенной, — а хлопок вышел звонкий, торжествующий. Видать, и на этот раз он выиграл: мы, герои — народ глупый. И непосредственный.
Что мне оставалось? Только покачать головой, плюнуть под ноги божественной парочке и шагнуть следом. Даже не произнеся какого-нибудь героического: "I'll be back!" Потому что ясно — не be. Никогда.
Глава 6. Молодость, которую мы отвергаем
Принимаю взгляд, которым она меня прожигает — напоследок, перед тем, как ступить живой ногой в кислоту, растворяющую все и вся, — с привычным чувством вины.
Эх, Мэри Сью ты моя, Мэри Сью,[27] смертельно неугомонная и насквозь противоречивая… Нормальный человек на твоем месте уже плюнул бы на проблемы ближнего и с наслаждением предался пустым сожалениям: ах, бедный Геркулес, ах, бедная Кордейра, не судьба им, видать, жить долго и счастливо, выпью-ка я по этому поводу и пойду решать собственные проблемы, «а живы будем — будут и другие», как классик и обещал…