Преподобный Антоний свиделся также со знаменитым слепцом Дидимом, который, потеряв зрение в возрасте четырех лет, стал, однако, глубоким ученым в области разных наук и был тогда весьма уважаем православным духовенством за чистоту своей веры. Антоний в задушевной беседе спросил его, сожалеет ли он о потере зрения. Дидиму было несколько стыдно в этом признаться. Но святой уговорил его признаться. Тогда Дидим ответил, что действительно страдает от сознания слепоты. Преп. Антоний на это заметил: «Удивляюсь, что человек настолько рассудительный, как ты, жалеешь глаз, которые мы имеем наравне с мухами, муравьями, и не радуешься вместо этого тому, что обладаешь светом апостолов и святых. Гораздо лучше, — прибавил Антоний, — иметь зрение духовное, чем телесное: эти духовные очи, не затемненные соблазнами греха, а не эти плотские очи, один нечистый взгляд которых может повергнуть человека в ад»
Антоний, исповедав столь блистательно в Александрии Божество Иисуса Христа, вернулся на свою гору. Здесь опять его стало осаждать множество народа. Его чудеса и добродетель привлекали такую толпу, что для облегчения пути по этой безводной пустыне один дьякон завел очень быстрых верблюдов, которые и перевозили без задержки лиц, направляющихся к святому отшельнику.
Хотя Антоний не изучал философии и мирских наук, его мудрость и живость его ума с избытком возмещали недостатки его образования; в особенности же помогали ему те чудесные озарения, в которых он черпал вечные истины. Поэтому языческая философия не могла одолеть его и была посрамлена его мудростью.
Два греческих философа испытали это на себе. Они пришли на его гору с намерением застать его врасплох. Но он их узнал издали, вышел навстречу и сказал им: «Зачем, философы, вы приняли на себя столько труда, чтобы видеть безумца?» Они отвечали ему, что не считают его безумцем и что, наоборот, уверены в его мудрости. Но Антоний, предвидевший их ответ, извлек себе пользу из него и своим ответом совершенно их пристыдил.
— Если вы, — сказал он, — уверены, что я мудр, то вы должны подражать моей мудрости, потому что надо подражать тому, кого уважаешь. Если бы я пришел к вам, вы бы сочли себя вправе требовать, чтобы я последовал вашему примеру. А так как вы приходите ко мне, как к мудрому человеку, то ты должны последовать моему примеру и стать христианами.
История не говорит, был ли принят, так или иначе, этот спасительный совет. Но оба философа удивились тонкости ума подвижника.
Он также зажал рот нескольким софистам, которые осмелились при нем высмеивать почитания, которые мы оказываем Снятому Кресту.