А когда рюмка пустеет, крякает и продолжает потвердевшим голосом:
— Всегда пей, Сашок: и когда болен и когда здоров. Не верь бабьим разговорам, что это вред, — и иронически, с вызовом поглядывает на бабушку.
Та обиженно поджимает губы.
— Удивляюсь, Семен Семенович, всё-то вы ребенка плохому учите!
— Не я, а вы! — внезапно свирепеет дедушка. — Помешались на своем Сеченове с лягушками… Физиологички! Воспитательницы!
На дедушку не сердятся. Он кричит не от сердца, а любя всех. Он сам знает это и тут же старается деликатно извиниться перед бабушкой.
— Что за чудесные грибки вы в этом году насолили. Ешь, не нарадуешься, — говорит он, закусывая рыжиками.
— Кушайте на здоровье, — отвечает бабушка.
Дедушка отодвигает графинчик с водкой, пьет херес, аккуратно управляется с котлетою вилкой.
— Ешь, стремительный, котлету, — предлагает он внуку.
Но котлета Сашутке не нравится. После тарелки борща его уже разморило. Сидеть за столом не хочется, клонит ко сну.
Мама пристально смотрит на него, смеется.
— Вы его лучше принцем Сонулей зовите, дедушка, а стремительным назовем Рыжку. Тот моим птицам покоя не дает, гоняется за ними, как миноносец.
Сашутка заразительно хохочет, бросается к бабушке и, пряча свое лицо в ее платье, чтобы удержать смех, выкрикивает:
— Глупыш Рыжка, глупыш, а не миноносец!
Мама встает, кладет Сашутке на плечо душистую руку, хочет поцеловать, но сын еще глубже прячет лицо в складки бабушкиного платья. Тогда отец подхватывает его на руки и, счастливого, смеющегося, брыкающегося, передает в материнские объятия…
Александр Семенович проснулся, чувствуя себя совершенно здоровым, сильным и крепким. Воспоминания детства и привидевшийся сон освежили душу и тело.
Лейтенант с пренебрежением отодвинул подальше к стенке стоявшую на ночном столике ненужную сейчас бутылку с ромом и стал одеваться.
«Пожалуй, зря вчера послал за доктором Акинфиевым, — подумал он. — Приедет доктор, поднимет на смех. Скажет, насморка лейтенант испугался, и пропишет мятные капли, пять капель на ведро воды».
Пока приводил себя в порядок, взбудораженная светлыми сновидениями память снова вернула его мысли к детству.
Пройдя в кабинет, Сергеев вынул из письменного стола тетрадь в коричневом переплете. Это был его дневник, который он вел лет до двенадцати.
Нетвердой детской рукой, но тщательно и любовно на первой странице были записаны прочитанные или слышанные где-то чужие мысли, показавшиеся ему в те далекие годы яркими и нужными для жизни:
«Труд, труд, труд — вот три вечных сокровища…
Если есть мужество, дело тяжелым не будет…