Кудревичу пришлось пройти через конюшню. Его провели в кабинет директора, маленькое помещение с кислым запахом, сплошь увешанное афишами и литографиями, изображавшими артистов и цирковые номера. В углах «кабинета» стояли козлы с разложенными на них дамскими седлами.
Довольный дополнительным сбором, Боровский был необычайно любезен. Все лучшие билеты были распроданы еще до обеда, оставшиеся брали с боя, у кассы была давка. Приезд Кудревича директор от Мюллера скрыл. Борец целый день был в грозном настроении и все стращал кого-то на ломаном английском языке с немецким акцентом:
— Я накормлю его постным обедом!
В кабинет вошла Люся Боровская. Увидев Кудревича в маске, всплеснула руками, звонко расхохоталась:
— Иезус-Мария, какой смешной чертушка!
Потом ее поразили его странно сверкавшие в прорезях маски глаза, настороженные, ушедшие в себя.
«Трусит», — решила она и громко спросила:
— Как вы решились? Мюллер ведь очень сильный. И тяжелый. В нем шесть пудов веса.
— Что же, я свиные туши и по семь пудов в трюм бросал, — усмехнулся под маской мичман.
Голос Кудревича звучал глуховато, но уверенно.
«Нет, не боится», — подумала Боровская и тут же решила держать крупное пари за мичмана. Послав ему воздушный поцелуй и обещающую улыбку, шаловливо спросила:
— После победы ужинаем вместе, не правда ли? — И упорхнула легко и грациозно, как делала это ежедневно, выбегая в манеж на вызовы публики, не отпускавшей ее с арены.
Перед началом борьбы Мюллер распорядился вынести на арену свои гири и гимнастические снаряды. Известие об этом сейчас же распространилось по всей труппе, хорошо знавшей, что это значит. В тихие дни, когда на представлениях народу бывало маловато и надо было разжечь интерес к будущим, Мюллер демонстрировал на арене свою силу. Сломав пальцами несколько пятаков и пожонглировав немного двухпудовыми гирями в каждой руке, он объявлял, что завтра будет рвать мышцами цепи, а затем вызывал на борьбу с собой всех желающих.
Видя сейчас Мюллера в подобном настроении, все в труппе были убеждены, что разгневанный «янки-дудл», как его звали борцы-соперники, быстро сломит неизвестного смельчака.
И все, начиная от арбитра и кончая конюхами, резавшими морковь для продажи посетителям, угощавшим лошадей, охотно шли на пари с Люсей Боровской, азартно ставившей за неизвестного джентльмена трешки, пятерки и даже десятки, будучи уверенными, что Мюллер не подкачает и директрисина монетка перекочует в их пустоватые карманы.
Борца знали все, ему аплодировали. Кудревича в черной маске и черном трико встретили холодновато. Пока Мюллер раскланивался с публикой, мичман окидывал глазами зрителей. Как и вчера, в центральной ложе сидели Горская и Галевич, которых сегодня ему только и хотелось видеть.