Рядом с угольной ямой находился погреб семидесятимиллиметровых патронов. Лейтенант и матросы бросились к месту взрыва. Через сорванную с петель дверь элеватора вырывалось пламя, обжигавшее лицо и глаза. Мысли всех были заняты одним — сбить огонь, не дать ему распространиться по крейсеру.
Пожар разгорался. «Паллада» все больше и больше окутывалась клубами дыма.
— Давай воду качай! — послышался оглушительный бас боцмана.
Матрос Голованов, ловко направляя водяную струю из пожарного шланга в центр огня, смело полез в едкую гущу дыма. Боцман все увереннее и быстрее бросал отрывистые команды:
— А ну, дать воду из второго рожка! Пускай оба шланга!
После того как пожар был ликвидирован, несколько минных кондукторов и квартирмейстеров по приказу лейтенанта бросились в трюмы разыскивать повреждения, сделанные японской миной.
Помимо огромной пробоины, в подводной части обнаружились глубокие вмятины, расхождения швов и разрывы, дававшие течь. Во многих местах выскочили заклепки: оттуда высокими фонтанчиками била чернильно-черная вода. Перемешавшись с намытым из всех уголков мусором, она катилась по изуродованному днищу крейсера грязным бурливым потоком.
Прибежали из своих кают младшие инженер-механики. В трюмные помещения вызвали матросов.
Минный машинист Тонкий работал наряду со всеми, слегка досадуя, что ему, специалисту минного дела, пришлось стать на тяжелую матросскую работу. Однако ложное самолюбие скоро покинуло его. Чувство общей ответственности за жизнь родного корабля заставило всех моряков, находившихся на дне «Паллады», работать с непостижимой готовностью и удивительной слаженностью. Сизые от стужи, стоя по колено в ледяной воде, они спешно заделывали иззябшими, посиневшими руками повреждения, причиненные миной. Знакомые, озабоченные лица их с крепко стиснутыми зубами выглядели буднично-просто, но в движениях и позах чувствовалось нечеловеческое напряжение.
Эта картина матросского труда в минуты общей опасности была потрясающа, и Тонкий, уже не думая о себе, стараясь не отставать в быстрых, ритмичных движениях от других, с любовью и восхищением поглядывал на своих товарищей, ставших ему теперь как-то по-новому близкими и понятными. Кто-то опять привел в действие все прожекторы «Паллады». Их феерические, яркие лучи стремительно выхватывали из мрака японские миноносцы. Ослепленные неприятельские суда беспорядочно чертили по рейду ажурно-кружевные полосы бурунов, мешая один другому и грозя врезаться в борт друг друга.
Вахтенный начальник «Ретвизана» лейтенант Развозов был в явной немилости у командующего эскадрой и, в свою очередь, недолюбливал его. Чтобы сегодня не приносить лично поздравлений «Старчихе», как непочтительно окрестили матросы жену адмирала, Развозов нарочно сменился очередью на вахту с другим офицером, стремившимся к адмиральскому пирогу. Январская ночь была холодна и неуютна, лейтенант часто и не по-уставному прикладывался к походной фляжке с коньяком, вспоминая стоянку «Боярина» в Насеи-Бэ, знакомство там с французской актрисой Лодо, свои встречи с нею. Потом его мысли перебежали к адмиралу Старку, теперешнему покровителю актрисы, и он насмешливо и самодовольно ухмыльнулся. Всего несколько дней назад ему снова удалось добиться минутной благосклонности Лодо. Правда, это стоило ему целого месячного жалования плюс несколько сот карточного выигрыша, зато принесло какое-то странное и немного злорадное удовлетворение. Быть удачливым соперником самого командующего эскадрой — это выпадает на долю не всем! Но актриса в своем новом положении явно зазналась! Интересуется больше монетами, чем поцелуями. Японский консул — азиат, а тоже увлекся ею. Сколько раз видели его выходящим из квартиры француженки. Жандармский ротмистр князь Микеладзе даже пошутил как-то, что, если бы Лодо не была так красива, он бы заподозрил ее в шпионаже в пользу Японии.