– Не надо… К чему эти слезы? Не плачь, милая Исобел, – утешил дядя и вытер мне глаза своим носовым платком. – встречусь со своим Создателем с чистой совестью.
Я проглотила комок в горле, отстранилась и посмотрела на него.
– Дядя, но… люди, которых ты осудил… на ужасную смерть… Неужели это не отягчает твою душу? – спросила я, впервые выразив в словах терзавший меня кошмар.
– Моя дорогая, ты ничего не понимаешь в мирских делах. Существует высшее благо, и для его достижения позволительно использовать любые средства. Даже жестокость. Я научился этому в Трансильвании. Дракула сажал на кол сотни турецких пленных, а других резал на мелкие кусочки. Говорят, Магомет Второй, жестокий завоеватель Византии, побледнел, узнав об этом, и больше никогда не тревожил Дракулу. Снисходительность вызывает только анархию… Страдания этих людей были необходимы, чтобы принести Англии мир.
– Дядя, но мира у нас нет.
– Он придет, детка. Не теряй надежды на Бога… Ты будешь молиться за меня?
– Дядя, я буду молиться за упокой твоей души до конца моих дней.
– Я благословляю тебя, милая Исобел, единственное дитя моей сестры… Как бы она гордилась тобой! Прощай, любовь моя.
Тюремщик зазвенел ключами. Я с плачем обвила руками шею дяди и крепко обняла его. Потом пошла к двери, обернулась и посмотрела на него в последний раз. Дядя улыбнулся, поднял руку и помахал мне с таким видом, словно ненадолго уезжал в свое имение. А потом вернулся к своей рукописи.
У меня перехватило дыхание. Даже его враги не смогли бы отрицать, что мой дядя был храбрым человеком.
День его казни, семнадцатое октября, выдался дождливым и пасмурным. Когда мы с Джеффри ожидали во внешнем дворе Вестминстера появления графа Вустера, сотни церковных колоколов звонили заутреню. От дворца до плахи, установленной в Тауэре, он должен был пройти пешком, и мне следовало быть рядом. Я хотела, чтобы дядя, окруженный толпой врагов, знал, что он не один, что я была с ним до конца.
Дядя вышел из башни; его руки были связаны спереди.
– Дядя! – крикнула я и побежала к нему. При моем виде у него загорелись глаза; дядя остановился, но стражи толкнули его вперед. Его окружало не меньше пятидесяти вооруженных воинов, и я следовала за ними, пытаясь держаться вплотную. Ворота дворца лязгнули, открылись, и я услышала шум, но не поняла его причины, потому что стражи закрывали обзор. А потом я прошла ворота и увидела происходившее своими глазами.
На улицах собрались толпы. Я с изумлением посмотрела на Джеффри.
– Они пришли сюда с первыми петухами! – крикнул он, наклонившись ко мне вплотную; появление дяди было встречено оглушительным ревом. Меня толкали из стороны в сторону. Простолюдины ликовали и радовались, словно на празднике, но это была злая радость.