– Так приходите вечером, – маняще прошелестел голос. – Я буду ждать вас.
– Вечером тоже не могу, – объяснил Фандорин и доверительно сообщил. – А чтобы вы не восприняли мой отказ как оскорбление, поясню, чем буду занят. У меня назначено свидание совсем иного рода, куда менее романтическое. В десять часов встречаюсь с князем Пожарским, вице-директором Департамента полиции. Представьте себе, в Петросовских банях. Смешно, правда? Издержки к-конспирации. Зато обеспечены конфиденциальность и полнейший тет-а-тет. Первый номер, самый лучший во всем „дворянском“ отделении. Вот, сударыня, в каких экзотических условиях вынуждены встречаться руководители расследования.
– Тогда пока только вот это…
Она быстро сделала шаг вперед и, чуть приподняв вуаль, коснулась влажными губами его щеки.
От этого прикосновения Эраст Петрович вздрогнул, посмотрел на „сотрудницу“ с некоторым испугом и, поклонившись, вышел.
Дальше статский советник повел себя еще чудней.
С Арбата заехал в Жандармское управление, однако безо всякого видимого дела. Попил кофею со Смольяниновым, окончательно превратившимся в телефонного оператора, ибо положение в большом доме на Никитской сложилось в высшей степени странное: все подразделения и службы действовали в чрезвычайном режиме, однако начальства по сути дела не имелось. Временный начальник князь Пожарский на месте не сидел, а если заезжал, то коротко – выслушать донесения адъютанта, оставить распоряжения – и снова исчезал в неведомом направлении.
Вспомнили покойника Станислава Филипповича, поговорили о раненой руке поручика, о дерзости террористов. Поручик придерживался мнения, что нужно проявить рыцарственность.
– Будь я на месте господина Пожарского, – сказал он горячо, – я бы не стал подсылать к этому Грину шпионов и провокаторов, а напечатал в газете: „Хватит охотиться на нас, слуг престола. Хватит стрелять в нас из-за угла и бросать бомбы, от которых гибнут невинные люди. Я от вас не прячусь. Если вы, милостивый государь, действительно, верите в свою правду и хотите пожертвовать собой ради блага человечества, то давайте сойдемся в честном поединке, ибо я тоже свято верю в свою правоту и для России не пожалею жизни. Так перестанем же проливать русскую кровь. Пусть Бог – а если вы атеист, то неважно, пусть Фатум или Рок – решит, кто из нас прав“. Я уверен, что Грин на такое условие согласится.
Статский советник выслушал суждение молодого человека и с серьезным видом спросил:
– А ну как Грин к-князя убьет? Тогда что?
– Как что? – Смольянинов попробовал взмахнуть раненой рукой и сморщился от боли. – Кого в России больше, террористов или защитников порядка? Если бы Пожарский пал в поединке, то Грина, конечно, следовало бы беспрепятственно отпустить, это дело чести. Но на следующий же день вызов ему послали бы вы. А если бы и вам не повезло, то нашлись бы и другие. – Офицер покраснел. – И у революционеров не осталось бы выхода. Уклониться от вызова им было бы невозможно, ибо тогда в глазах общества они потеряли бы репутацию людей храбрых и самоотверженных. И не осталось бы никаких террористов: фанатики погибли бы в поединках, а прочие вынуждены были бы отказаться от насильственных методов.